— Не важно. Это дело уходит из наших рук и переходит уже под другую юрисдикцию.
— По указанию Бардуза?
Глауен кивнул.
— Бардуз заявит о пропаже своего судна, не упоминая о покушении. Для Вука этого будет вполне достаточно.
— Особенно, когда он припишет «Фортунатас» к Бюро Б и станет появляться на нем во всяких официальных поездках.
— Послушай, но надо же все-таки постараться найти способ избежать этой участи для «Фортунатаса»! — сморщился Глауен. — Попробуй что-нибудь придумать, мне в голову ничего законного не приходит.
— Мне тоже.
— Бардуз не встанет еще две недели, а я буду готов уже через неделю.
— На меня очень не рассчитывай, — сразу предупредил Чилк. — Я занят делами поважнее. Мной занимается Флиц лично, и мы оба ума не приложим, почему это моей ноге помогает только ее массаж.
— У некоторых людей есть дар целительства, — вздохнул Глауен.
— Именно, именно! У нее вообще много талантов, и между нами уже медленно растет колоссальное взаимопонимание.
— Медленно — ты сказал?
— Увы, да. Очень медленно. В таких вещах нельзя торопиться. На самом деле, она еще очень пуглива.
— Мне кажется, она просто прекрасно понимает, что у тебя на уме и, прежде чем выйти из комнаты, осматривает углы.
— Чушь! — разозлился Чилк. — Женщины обожают привкус опасности, даже воображаемой. Это придает им чувство собственной необходимости и значимости, и они бегут в нужном направлении, как крысы к «джорджонцоле».
— Что такое «джорджонцола»?
— Такой сыр на Старой Земле. А крыса — это крыса.
— А, тогда, конечно, все ясно. И ты надеешься…
— Я уверен, что приучу ее есть из моих рук в три дня плюс-минус четыре часа.
Глауен с сомнением покачал головой.
— Интересно, догадывается ли Флиц о том, какая опасность ее подстерегает?
— Надеюсь, что нет. Она слишком занята.
В этот же день Чилку представилась возможность проверить свои догадки. Он позвал девушку, когда она пробегала главным холлом.
— Подожди, Флиц! Самое время почитать стихи!
Флиц остановилась. На сей раз на ней был белый свитер из пушистой мягкой шерсти и бледно-синие брюки. В волосах, как всегда, черная лента. Чилк залюбовался ей, не в силах найти ни в лице, ни в фигуре ни одного изъяна.
— А кто будет читать и кому?
Чилк показал ей томик в кожаном переплете.
— У меня здесь есть «Изобилия» Наварта. Можно почитать сначала самые твои любимые, а потом мои. И еще, прихвати-ка кувшинчик старого Сайдвиндера и пару кружек.
Флиц холодно улыбнулась.
— Сейчас я не настроена заниматься поэзией. Но почему бы вам не почитать вслух самому себе и столько, сколько пожелаете? Я закрою дверь и вы никому не помешаете.
Чилк отложил кожаный томик.
— В таком чтении нет шарма. Впрочем, ладно. По-моему, уже вполне можно устроить небольшой пикник.
Несмотря на все возрастающее желание двинуться дальше, Флиц остановилась и спросила:
— Какой такой пикник?
— Ну, я имею в виду, что было бы чудесно, если бы мы с тобой взяли и позавтракали где-нибудь на улице, вдвоем.
Флиц улыбнулась самой мимолетной из своих улыбок.
— С вашей ногой, которая находится в таком плачевном состоянии? Я полагаю, это неразумно.
Чилк залихватски махнул рукой.
— Тут нечего опасаться. Первая же боль станет сигналом, чтобы тебе начать свой чудодейственный массаж, боль пройдет и мы продолжим наш пикник и нашу беседу — или еще что-нибудь, чем будем заниматься.
— Вы обманываете сами себя, господин Чилк.
— Зови меня просто Эустас.
— Как хотите. Но в настоящее время я…
— Да, кстати, как только вы заговорили о ноге, тут она и заболела, и заболела…
— Это очень плохо, — нахмурилась Флиц.
— Так совершите свой акт милосердия или уж не знаю, как это и назвать.
— Чуть позже, — и Флиц выбежала из холла, напоследок все же обернувшись через плечо на Чилка.
В полдень следующего дня Чилк снова вышел в холл, уселся на кушетку, стал смотреть в окно и ждать новых возможностей.
Флиц действительно скоро показалась в дверях, увидела Чилка, замедлила шаг, но потом выбежала, как и вчера.
Через час девушка снова прошла через холл. Чилк сделал вид, что полностью погружен в созерцание пролетающей птички и не замечает ничего вокруг. Флиц некоторое время постояла, с любопытством выглянув в окно, искоса рассматривая Чилка, затем пошла по своим делам дальше.
Но через несколько минут вернулась. Чилк по-прежнему смотрел на туманный горизонт. Флиц медленно подошла к кушетке, и краем глаза Чилк заметил, что девушка глядит на него с клиническим любопытством.
— С вами все в порядке? Вы сидите в этом ступоре уже третий час!
Чилк мрачно рассмеялся.
— В ступоре? Едва ли. Я предавался мечтам, думал о прекрасном. В моих грезах столько красоты и таинственности.
Флиц отвернулась.
— Что ж, продолжайте грезить дальше, господин Чилк. Простите, что помешала.
— О, не спеши! Мечты могут подождать! — запоздало крикнул Чилк, мгновенно сбросив с себя мечтательность. — Присядь со мной ненадолго, я должен тебе что-то сказать.
Флиц заколебалась, но все же осторожно присела на край кушетки.
— Что за проблема?
— Никаких проблем нет. Скорее это можно назвать комментарием. Или анализом.
— Анализом чего?
— В основном меня.
Флиц не могла удержаться от смеха.
— О, предмет слишком глубок и сложен, господин Чилк! Сегодня у нас просто нет на это времени.
Но Чилк не обратил на ее слова внимания.
— Когда я был мальчишкой, то жил в Айдоле, на Старой Земле. Три мои сестры были всегда очень компанейскими созданиями и постоянно приводили домой своих подружек, так что я имел несчастье вырасти среди хорошеньких девушек. Они были всех сортов и всех размеров, на любой вкус. Одни высокие, другие маленькие, третьи идеальные, словом, целый цветник.
Несмотря на странность разговора, Флиц вдруг заинтересовалась им.
— Но почему вы сказали «имел несчастье»?
— Для юноши-идеалиста, каким был я, это слишком страшное испытание, я не мог ассимилировать такого разнообразия. Классический случай — слишком много, и слишком рано.
— Слишком много… чего?
Чилк туманно улыбнулся.
— Разочарования? Потери восхищения? В шестнадцать лет я был уже жадный эпикуреец, и там, где нормальный юноша видел какие-то намеки, туманы и розы, я видел лишь сварливых маленьких вредных зверьков. — Чилк выпрямился, и голос его зазвучал горько и откровенно. — И теперь я с грустью признаюсь, что когда увидел тебя в первый раз, я сказал себе: ага, вот еще одно хорошенькое личико, за которым таится такая же суетность и пустота, как и за всеми другими. И ты, наверное, немало удивлялась моему странному поведению, продиктованному этими детскими впечатлениями — за что теперь покорно прошу прощения.
Флиц в удивлении покачала головой.
— Теперь я не знаю, что мне делать: то ли поблагодарить вас за такую откровенность, то ли оставить вас дальше рассматривать птичек.
— В общем, разницы в этом нет, — щедро признался Чилк. — Теперь я пришел в себя, и, несмотря на твою безупречную красоту, получаю удовольствие от твоего общества, и даже с радостью поцеловал бы тебя.
— Сейчас?! Здесь?!
— По обоюдному согласию, разумеется.
Флиц бросила на него быстрый подозрительный взгляд. Что еще может быть на уме у этого странного субъекта? В общем, он даже очень неплох, открытое лицо с сухими и определенными чертами выглядело интересно, а главное, было в нем нечто, что каким-то образом возбуждало ее любопытство.
— Итак, вы сделали подобное заявление — что же дальше?
— У меня есть предложение, и я желаю обсудить его.
— Какое именно?
— Сначала давай договоримся в общем, а потом уже пустимся в обсуждение деталей.
— Мне, конечно, очень любопытно, но времени у меня сейчас совершенно нет ни на какие обсуждения.
— У меня имеется одна идея, и я полагаю, что у тебя есть масса качеств, которые позволят тебе стать помощником в воплощении этой идеи, — тщательно подбирая слова начал Чилк.