«А, чтоб тебя, прекрати распускать слюни!» — мысленно прикрикнул на себя моравек. И снова покосился на марсиан. Ему почудилось, что создания выглядят подавленными, даже печальными. Ерунда. Они нимало не огорчились при виде гибели сородича. Так могут ли такие существа посочувствовать утрате думающей машины, с которой даже незнакомы?
Европеец понимал: рано или поздно придётся снова вступить с ними в контакт: просовывать руку, хватать чужое сердце… убить… Нет, с этим можно и подождать. Чем позже, тем лучше.
Моравек поднялся, вернулся к исполинскому крабу и принялся отсоединять батареи.
— Эй! — возмутился Орфу. — Повар, я требую добавки.
От неожиданности Манмут отпрянул и сел на песок.
— Святые небеса! Ты жив?
— «Жив», как любой из нашего рода.
— Разрази тебя гром! — Моравеку хотелось рыдать и смеяться, но более всего — заколотить руками по измочаленному панцирю. — А что же не отзывался-то? Я тут зову, зову, зову…
— С ума сошёл? Я же был в спячке. С тех самых пор, как на «Леди» кончились воздух и энергия. Как можно говорить, когда ты в спячке?
— Что за бред? Ни разу не слышал об этой дурацкой… спячке!
— А у вас на Европе в неё не впадают?
— Как видишь.
— Ну, что тебе сказать? Тяжеловато нам, высоковакуумным, приходится в космосе. Особенно если тебя некому отремонтировать и перезарядить. Вот и отключаешься до лучших времён. Так бывает. Нечасто, но всё же.
— И надолго вы обычно впадаете в… это самое состояние? — Гнев Манмута постепенно уступал место облегчению.
— Да не очень надолго. Часиков на пятьсот.
Знаток Шекспира нащупал камень, сжал его в ладони — и швырнул в краба. Раздался грохот.
— Ты что-нибудь слышал? — спросил иониец.
Европеец тяжело вздохнул, уселся подле друга и начал описывать для него происходящее.
Орфу наконец удалось убедить приятеля в необходимости потолковать с человечками. Хотя идея о бессердечном убийстве одного из крохотных созданий претила обоим — ионийцу, чью жизнь они спасли, даже больше, — однако миссия напрямую зависела от того, как скоро они наладят общение. Манмут рискнул поговорить вслух, чертил на песке линию побережья и вулкан Олимп, затем использовал язык жестов и напоследок прибегнул к той крайней мере, которая остаётся всем необразованным иностранцам, — принялся кричать в надежде на понимание. Существа молча глазели на него и не отвечали. Наконец одно из них само вышло вперёд, взяло моравека за руку и приложило к своей груди.
— Это обязательно? — спросил европеец товарища.
— Ты должен, — отозвался Орфу.
Манмут поморщился, ощутив, как ладонь проникает в податливую плоть. Затем его пальцы нащупали тёплый пульсирующий шарик в жидком сиропе зелёного тельца.
Моравека одолевала тысяча вопросов. Хорошо хоть, Орфу помог расставить приоритеты.
— Перво-наперво подлодка. её нужно убрать из виду, пока не пролетела вражеская колесница.
Перемежая слова мысленными картинками, европеец передал собеседнику основную идею — переместить затонувшее судно примерно километром западнее и затолкать в скальную пещеру на мысе.
Несколько дюжин МЗЧ отправились выполнять просьбу, не дожидаясь, пока пришелец извлечёт руку из груди их собрата. Для начала они глубоко вкопали в песок металлические стержни, установили блоки и вновь натянули канаты до судна. Переводчик спокойно ждал.
— Я бы хотел узнать о каменных головах, — обратился Манмут к ионийцу. — И кто они такие, и зачем им эти статуи?
— Узнаешь, но не раньше, чем разберёмся, как попасть на Олимп.
Моравек опять вздохнул и чётко представил себе орбитальные изображения Олимпа. Помогут ли человечки двум инопланетянам перебраться через плоскогорья Тэмпе Терра или проехать четыре тысячи километров на восток вдоль побережья Фетиды, а потом к югу вдоль берега Альба Патера?
— В каком смысле? — поинтересовался Орфу, получив ответ. — Невозможно одолеть маршрут или они не имеют права нам помогать?