Коллега смотрит на меня, будто на своего тупого студента, вернувшегося из последнего десятилетия девятнадцатого века.
— Хокенберри, они же на колесницах. Один правит, второй сражается. Диомед уложил всех. Заодно урвал солидную добычу.
— Ага, — отмахиваюсь я.
При чём тут мёртвые военачальники? Моё внимание приковано к Афродите. Богиня любви прекратила отступать, сняла покров невидимости и теперь с окровавленным телом Энея на руках расхаживает по полю туда-сюда, подбадривая разбегающихся в панике троянцев электрическими уколами и увесистыми пинками сияющего излучения.
Увидев такое, Тидид окончательно «слетает с катушек», сминает последнюю линию неприятельской обороны и молча устремляется к дочери Зевса, на бегу замахиваясь копьём. Афродита небрежно прикрывается силовым полем: подумаешь, какой-то смертный.
Она забыла, что имеет дело с усовершенствованной версией человека.
Диомед кидается вперёд. В воздухе что-то сухо щёлкает. Блестящее жало копья пробивает защитное излучение, разрывает шёлковый хитон и наконец божественную плоть. Острый как бритва наконечник отсекает кисть от руки, обнажив розовые мускулы и белую кость. Золотой ихор — это вам не алая кровь кратковечных! — брызжет фонтаном.
Какое-то мгновение богиня изумлённо смотрит на рану. А потом поднимает визг — ужасный, нечеловеческий, словно рёв, издаваемый блоком мощнейших усилителей на женском рок-концерте в преисподней.
Афродита пошатывается и роняет наземь потерявшего сознание Энея. Диомед, которому раз в жизни воистину улыбнулась удача, вместо того, чтобы прикончить стерву, вытаскивает меч и кидается обезглавить полутруп троянца.
Но между психопатом и жертвой возникает «сребролукий» Феб-Аполлон. Теперь даже Тидиду не пробиться сквозь жёлтую пульсирующую полусферу плазменного щита. Ослеплённый жаждой крови, герой отчаянно продолжает битву, высекая из сфероида красные искры. Афродита всё ещё глядит на свою искалеченную руку; того и смотри, грохнется в обморок на глазах у бушующего яростью Диомеда. От боли она не способна даже сосредоточиться, чтобы раскинуть нормальное защитное поле.
И тут по небу прилетает в сияющей колеснице брат богини Арес. Плазменный выброс разбрасывает людей во все стороны, расчищая место для посадки, и бог войны приземляется в паре шагов от сестры. Сквозь стоны и причитания Афродита пытается объяснить, что смертный сын Тидея обезумел.
— Он и на Зевса готов напасть! — восклицает она.
— Сможешь править небесной колесницей? — спрашивает Арес.
— Нет!
Теперь Афродита действительно лишается сознания и падает без сил на руки брата, всё ещё осторожно сжимая кисть, истекающую кровью… тьфу, ихором. Неприятное какое-то зрелище. Обычно боги не проливают золотую влагу — по крайней мере на моём веку подобного не случалось.
Аполлон по-прежнему защищает Энея. Троянцы пятятся, округлив глаза от ужаса, однако упрямый Тидид продолжает неистовствовать. Силы небесные, в инфракрасных лучах его фигура кажется отлитой из кипящей лавы!
На поле возникает Ирида, «ветроногая вестница Зевса».
— Отвези её на Олимп, — велит Арес, бережно укладывая сестру в колесницу.
Богиня коротко кивает, устремляет удивительную повозку, лишённую коней, прямо в небеса и скрывается из виду.
— Потрясающе, — благоговейно выдыхает Найтенгельзер.
— Какая-то, мать её, фантастика, — соглашаюсь я. Впервые человек напал при мне на бессмертного. Да ещё и удачно!
У коллеги отвисает челюсть. Кажется, он шокирован моими грубыми словами. Всё время забываю, что мы из разных столетий.
— А что, не так разве? — оправдываюсь я.
Вот бы проследить за Афродитой. У Гомера подробно описана её встреча с отцом, но поэма и реальность стали что-то частенько расходиться… Любопытство прямо-таки сжигает меня. Начинаю незаметно отступать в сторону. Хотя схолиаст настолько поглощён битвой, что и без того не помнит о моём существовании. Остаётся лишь надеть Шлем Аида и…
Тут кое-что задерживает меня. Диомед испускает оглушительный клич — ничуть не тише вопля самой Афродиты, эхо которого до сих пор гудит над долиной — и вновь кидается на Энея и его заступника Аполлона. На этот раз наноулучшенное тело и фазотрансформированный меч проламывают внешний слой защитного поля насквозь.
Застыв на месте, бог лучников наблюдает за тем, как Тидид прорубает себе клинком дорогу в мерцающем сиянии. (Ахеец похож на дворника, разгребающего невидимый снег.)
Внезапно грозный рёв Аполлона разносится по окрестностям, наверное, мили на три: