— Так что за три безуспешных способа разрешить загадку жизни предлагает Пруст? — спросил он товарища.
Краб-исполин прочистил виртуальное горло.
— Во-первых, носы героев почуяли увлекательный аромат благородства, дворянства, знатных титулов и наследных привилегий. Рассказчик Марсель следует по этой дороге две тысячи с лишним страниц. Во всяком случае, он искренне верит, что высшая форма аристократии — это аристократия духа. Однако чистый и ровный путь заводит его в тупик.
— Обыкновенный снобизм, — хмыкнул Манмут.
— Обыкновенный?! — Раскатистый голос Орфу всё сильнее оживлялся на личном луче. — Если хочешь знать, Пруст усматривал в снобизме силу, скрепляющую общество — любое общество, в какие угодно времена — воедино. И вот он изучает в книге всевозможные уровни и проявления этого феномена, какие только можно вообразить. Автор не устаёт открывать новые и новые лики снобизма…
— Зато я устал, — буркнул собеседник, надеясь, что его искренность не слишком обидит товарища.
Рокочущий дозвуковой хохот, сотрясший линию, успокоил его.
— Каков же второй способ познать тайну жизни? — спросил европеец.
— Любовь.
— Как? — Манмут растерялся. Более трёх тысяч страниц книги затрагивали и эту тему, но всегда с горьковатым привкусом… безысходности, что ли?
— Любовь, — прогрохотал моравек с Ио. — Сентиментальная влюблённость и плотская похоть.
— Ты имеешь в виду… нежное чувство Марселя и — теперь-то я понимаю — Свана к семье, к бабушке?
— Нет, дружище. Тёплую привязанность к знакомым вещам. К самой памяти. И к людям, вовлечённым в царство знакомых вещей.
Хозяин «Смуглой леди» покосился на кувыркающийся в космосе астероид по имени Гаспра. Согласно данным Ри По, это небесное тело совершало оборот вокруг своей оси за семь стандартных часов. Интересно, могло бы подобное место сделаться для него, для любого, кто способен на чувства, источником сентиментального притяжения?
— Вот тёмные моря Европы — это да…
— Прошу прощения?
Маленький европеец ощутил, как сжались и похолодели органические слои в его теле. Надо же было сболтнуть свои мысли по линии! Хорошо хоть, не по общей!
— Так, ничего. Почему бы и в самом деле не влюбиться в разводье? Чем не ответ на главную загадку?
— Потому что, — начал Орфу, и другу впервые послышались скорбные нотки в голосе огромного краба, — Пруст понимал, а его герои выяснили несколько позже… Ни любовь, ни её благородная кузина дружба не способны уцелеть под губительными лезвиями ревности, скуки, привычки, эгоизма.
— Никогда?
— Никогда. — Иониец испустил тяжкий вздох. — Перечитай последние строки «Любви Свана». Помнишь? «Как же так: я убил несколько лет жизни, я хотел умереть только из-за того, что всей душой любил женщину, которая мне не нравилась, женщину не в моём вкусе!»
— Ну да, я заметил, — отозвался Манмут. — Только не знал в ту пору, как это следует воспринимать: как искромётный юмор, ядовитую желчь или знак невыразимой печали?
— Всё вместе, друг мой. Всё вместе.
Капитан подлодки накачал в каюту побольше кислорода, желая избавиться от серой паутины грусти, что грозила беспросветно оплести его сердце.
— А как называется третья дорога?
— Давай отложим до следующего раза, — произнёс Орфу, очевидно уловив настроение товарища. — Корос III собирается расширить радиус действия уловителя Матолофф-Феннелли. Ну разве не занятно посмотреть на фейерверки в рентгеновских лучах?
На орбите Марса путешественники, разумеется, ничего интересного не встретили: ведь сама планета, как и положено, находилась в то время позади Солнца. Днём позже корабль пересёк земную орбиту, и вновь ничего особенного: Земля крутилась где-то внизу. Меркурий мог бы стать единственным небесным телом, чётко заметным на смотровых экранах, да только яростное солнечное сияние вскоре заполнило их до отказа.
За девяносто семь миллионов километров от светила, когда нити накала радиатора дышали немыслимым жаром, парус из борволокна был спущен, смотан и убран под купол на корме. Орфу принял в этой работе самое активное участие, деловито суетясь на корпусе космической посудины; обратившись к внешним камерам, Манмут впервые разглядел его шрамы, царапины и выбоины в свете пламенных языков Солнца.