Руководитель полёта по старинному обычаю покачал головой. Хотя, конечно, мысль о какой-либо «старине» едва ли приходила на ум при взгляде на это долговязое, иссиня-чёрное, с проблеском, существо и в особенности — на его мушиные глазки.
— Не в таких объёмах, — возразил он. — На сегодняшний день фазотрансформации на Марсе способны прорвать огромную дыру в ткани космического времени. Это выходит за всякие рамки. Безумным экспериментам пора положить конец.
— Войниксы как-то замешаны в этом деле? — поинтересовался Орфу.
Именно с появлением войниксов на Земле — с первым упоминанием о них в перехваченных беседах постлюдей, то есть более двух тысяч местных лет назад, — планета принялась демонстрировать следы неслыханной квант-телепортационной активности.
— Замешаны ли войниксы и обитают ли они на Земле по-прежнему, нам неизвестно, — ответил Корос III по общей связи. — Повторяю, нравственные соображения повелели мне объявить вам об оружии, которое имеется на борту. Когда и как его использовать, решать исключительно нам. Защита главного судна — ответственность Ри По. Применение боевых сил подлодки — забота моя, и только моя.
— Выходит, с корабля нельзя стрелять по целям на Марсе? — вслух рассудил Манмут.
— Совершенно верно, — произнёс Ри По.
— Зато на борту «Смуглой леди» находится оружие массового поражения? — уточнил Орфу.
Моравек с Ганимеда помолчал, взвешивая каждое слово, и наконец неохотно выдавил:
— Да.
Европеец попытался прикинуть, что бы это могло быть. Термоядерные бомбы? Реактивные снаряды? Нейтронные излучатели? Устройства на основе антиматерии? Катализаторы чёрных дыр? Единственное, с чем он имел дело до сих пор, — это безобидные сети, штыки и гальванайзеры для отпугивания кракенов и ловли редких образцов европейской морской фауны.
— Корос, — негромко проговорил он, — к роквекам ты тоже летал с оружием?
— Нет. Тогда в нём не было необходимости. Моравеки астероидного Пояса сделались воинственной и свирепой расой, однако не представляют угрозы для всего живого в Солнечной системе… — Ганимедянин сверился с хронометром: через тридцать одну минуту сработают термоядерные двигатели. — Ещё вопросы?
— Зачем кораблю суперневидимая оболочка, — подал голос Орфу, — если огонь из наших сопл заполыхает на небе не хуже сверхновой звезды, которую даже среди белого дня не заметит лишь слепой? Постойте-ка… Вы специально рассчитывали на ответные действия со стороны местных обитателей? Хотите, чтобы они сами проявили себя?
— Вот именно, — подтвердил Корос III. — Так легче всего выяснить их намерения. Термоядерные двигатели загорятся в восемнадцати миллионах километров от Марса. Если за время снижения судно не попытаются перехватить, то мы отбросим двигатели, соленоиды и прочие внешние конструкции, а значит, вторгнемся на орбиту полностью скрытыми от любого наблюдения. К сожалению, нам до сих пор неизвестно, какая здесь цивилизация — технологическая или посттехнологическая.
Манмут серьёзно призадумался. Фактически они «отбросят» последнюю возможность вернуться назад на Юпитер.
— Я бы сказал, что колоссальная квантовая активность очень даже указывает на развитые технологии, — заметил иониец, — разве нет?
— Возможно, — хмыкнул Ри По, — но ведь во Вселенной столько учёных-психов!
На этой загадочной фразе собрание закончилось. Из отсека управления откачали воздух, и Орфу доставил товарища обратно, на борт «Смуглой леди».
Термоядерные двигатели сработали точно по сценарию. В течение последующих двух дней Манмут был прикован к высокогравитационному сиденью, не в силах пошевелиться под тяжестью четырёхсот g. Отсек, где содержалась подлодка, снова наполнял особый гель, однако сама «Смуглая леди» оставалась пустой. Непривычное бремя и неподвижность начинали утомлять маленького европейца. Он не хотел и думать о том, каково приходится Орфу в его колыбели на внешнем корпусе. Марс и все другие изображения на носовых экранах затмевались ревущим пламенем двигателей, равных четырём солнцам, поэтому капитан подводной лодки проводил время, разглядывая по видео звёзды за кормой и перечитывая отрывки из Пруста. Теперь исследователь Шекспира выискивал различные связи и несоответствия между «A la recherchе du temps perdu» и своими любимыми сонетами.
Пылкая одержимость Манмута и Орфу языками и литературой Потерянной Эпохи не являлись чем-то из ряда вон выходящим. Уже первые моравеки, более сорока земных столетий назад посланные в систему Юпитера изучать существа, населяющие его спутники, были запрограммированы первыми постлюдьми таким образом, чтобы неограниченно пользоваться достоверными записями о земной истории, культуре и особенно искусстве. Это произошло после вспышки Рубикона, когда в умах ещё теплилась надежда сохранить память и записи о человечестве, даже на тот случай, если последние уцелевшие девять тысяч сто четырнадцать «старомодных» людей не переживут Финального факса. Прошли века, контакт с Землёй оборвался, но с тех пор история, литература и искусство человечества превратились в страстное увлечение многих тысяч моравеков, работающих как в жёстком вакууме, так и на спутниках. Любимым коньком Уртцвайля, погибшего под ледовым обвалом в глубинах европейского кратера Тире Макула восемнадцать лет назад, была американская Гражданская война. Исследования товарища, посвящённые пешим операциям солдат Конфедерации, аккуратно лежали в ящике рабочего стола Манмута возле упакованного в гель памятного подарка — прозрачной лампы с пузырьками расплавленного вещества.