— Разумеется, дружище, почему бы и нет. Всё равно расшибёмся.
Внешние двигатели перешли под управление Орфу.
15
Долины Илиона
Диомеда буквально несёт нелёгкая — точнее, огромная, вооружённая до зубов, сокрытая в облаке богиня лично везёт его на битву, управляя колесницей.
Я до сих пор не верю своим глазам. Сначала «подправленный» бессмертной рукой Тидид ранит Афродиту. Теперь же сам «возжигатель сражений» вынужден ответить на его вызов. Aristeia с божеством. Круто.
Ещё сегодня утром Арес дал Громовержцу и Афине слово пособлять грекам, однако, по своему обычаю, без предупреждения нарушил клятву, переметнувшись на сторону осаждённых под влиянием речей Аполлона и собственной вероломной натуры. Пару минут назад его тяжёлая длань оборвала жизнь Перифаса, сына Охезия. Убитый был самым лучшим воином в этолийских частях доблестной греческой армии. Бог войны с жадностью срывает с окровавленного тела богатые доспехи, но некое предчувствие заставляет мародёра поднять глаза. Афина окутана маскировочным облаком тьмы. И хотя Арес должен понимать, что за туманом скрывается бессмертный, ему уже всё равно: главное, впереди ненавистный Диомед.
Бог войны бьёт первым. Разумеется, с нечеловеческой точностью. Копьё легко перелетает через головы коней, метя прямо в сердце жертвы. Рука Афины, показавшись из мрака, с той же лёгкостью отбивает удар. Арес изумлённо разевает рот. Наконечник из вольфрамового сплава без толку врезается в каменистый грунт.
Колесница проносится мимо; наступает очередь Тидида. Он перегибается через край и с размаху бросает бронзовое копьё, облечённое для мощности тончайшим слоем поля Планка. Полученная от Афины Паллады энергия позволяет оружию пронзить сперва силовой щит бога войны, затем узорно-медный пояс бога войны и, наконец, олимпийские внутренности всё того же бога.
Арес принимается кричать. Недавний вой Афродиты, потрясший землю, сейчас уже кажется шёпотом. «Страшно, как будто бы девять иль десять воскликнули тысяч сильных мужей на войне, зачинающих ярую битву», — пел об этом рёве Гомер. Теперь-то я понимаю, что слепец не сгущал краски. Во второй раз за этот проклятый день обе армии забывают своё кровавое дело, повергнутые божественным шумом в простой человечий трепет. Даже благородный Гектор, по горло занятый жутко благородным делом — прорубиться клинком сквозь аргивскую плоть и умертвить медленно отступающего Одиссея, — прекратив натиск, оборачивается в сторону залитого ихором клочка земли, где вопит раненый Олимпиец.
Диомед соскакивает с колесницы, полный решимости добить поверженного. В этот миг, корчась от нестерпимой боли, бог сражений начинает расти, расплываться, преображаться, совершенно теряя человекоподобный вид. Воздух вокруг Диомеда, прочих греков и троянцев, боровшихся за труп несчастного Перифаса (тот распластался у их ног, всеми забытый), внезапно заполняется ошмётками грязи, обрывками ткани, кожи и тому подобной дрянью. Арес напоминает уже не огромного смертного, а… нечто иное. Чёрный вихрь плазменной энергии неистово дышит, извивается, беспорядочные всполохи статического электричества беспощадно лупят то по троянцам, то по аргивянам.
Диомед шарахается назад; ярость чёрного циклона временно притупила даже его жажду крови.
Бог войны исчезает, квитируется на Олимп, придерживая рукой собственные кишки, чтобы не выпали. Поле брани замирает. Словно бессмертные вновь остановили время. Да только птицы по-прежнему летают, ветер дует, пыль оседает наземь. Нет, эта неподвижность порождена благоговением — ни больше ни меньше.
— Ты хоть раз в жизни видел что-нибудь подобное, Хокенберри? — раздаётся над ухом.
Вздрагиваю от неожиданности. Откуда здесь Найтенгельзер? Ах да…
— Нет, не видел.
С минуту мы молча смотрим, как окаменевшие фигуры «оттаивают» и с новой злостью возобновляют сражение. Заметив, что укутанная облаками Афина куда-то пропала из колесницы Диомеда, начинаю удаляться от своего товарища.
— Надо бы сменить облик и проследить, как там королевская семья на стенах Трои, — объясняю я прежде, чем исчезнуть.
И действительно видоизменяюсь, но лишь для того, чтобы не вызвать лишних подозрений. Затерявшись в клубах пыли и полной неразберихе сражения, быстро натягиваю Шлем Аида, активирую медальон и устремляюсь по квантовому следу за раненым Аресом. Сквозь искажённое пространство — на блистательный Олимп.
Однако телепортация выносит меня вовсе не на зелёные вершины божественной горы и даже не в Зал Собраний. Таинственное просторное помещение смахивает скорее на приёмный покой медицинской клиники двадцатого столетия, чем на интерьер любого из здешних зданий, где я побывал до сих пор.