– Вот, скотина, вот напугал, — Лена растерла по лицу грязные разводы, потерла ушибленный локоть, хлестнула по зверской морде и отпрыгнула.
Гадина начала извиваться, вывинчиваясь наружу, несколько томительных секунд и дверь впечаталась в противоположную стену, выбитая могучим тараном. Разъяренная туша возникла в центре, священник, где-то наверху перекрестился и замер, сливаясь со стеной. Лена юркнула в разбитое окно, лапнула щеку, оцарапанную щепкой, сделала шажок в сторону и затаилась на узком карнизе. Из окна вновь высунулась лапа, пошарила, показался облезлый нос, который сразу получил резиновый гостинец.
Откуда-то взялись силы, — И не шкреби так камень, мурашки по коже.
Монстр вернулся в церковь, ломанулся в соседнее окно, завертелся превращая в труху все, до чего дотягиваются лапы. Убедившись, что все окна одинаково узкие, понесся на улицу. Как только туша вылетела из-за угла, Лена сделала шаг и юркнула назад. Не высовываясь в окно, монстр снова кинулся внутрь, понесся с такой скоростью, что из по задних лап вырывались комья земли, размером с канализационные люки. Жертва уже снова была на карнизе. Озадаченная зверюга попыталась втиснуть обе лапы, но тогда морда совсем не помещалась.
В течение часа принципиально ничего не менялось. Монстр метался между помещением и улицей, зверея с каждой секундой. С оскаленной пасти свисали длинные нити тягучей желтой слюны. Пробовал пускаться на разные хитрости, бросался на улицу и сразу возвращался. Пытался выжидать за углом, кидался с разных сторон, рвал и кусал землю. Времена силился забраться выше, вгоняя когти между камнями, с разбегу бился о камни, было заметно, что приходит в испепеляющую ярость. Девица ловко перебирала ногами и вновь и вновь ощупывала сумочку, пока рука не наткнулась на забытый подарок — перцовый балончик. Стиснув в руке лучшего друга девушек, часто гуляющих по вечерам, паника отступила.
Наконец зверюга догадалась полезть в окно одной мордой, прижав лапы к телу. Протиснуться удалось дальше, чем раньше, Лена пшикнула на отвратительную морду, но сама чуть не захлебнулась, от рези в глазах.
— Ну ты, морда поросячья.
Размахнулась и зашвырнула баллончик прямо в оскаленную пасть. Монстр щелкнул зубами, и подарок лопнул с глухим хлопком. Ощущения ему очень не понравились, он заревел, глаза полезли, как у вареного рака, повернулся на бок и начал двигаться вперед судорожными толчками. Протиснуться гадине удалось почти до середины груди, потом он завяз, основательно и надолго.
Лена на покачивающихся ногах обошла здание и полюбовалась, как задние лапы молотят по стене, высекают искры и обламывают когти. Осмотрела разгромленную часовню. Зверь размолотил внутри все, что можно было сломать и уничтожить, от лесов остались щепки не крупнее ладони, пыль стояла такая, что на расстоянии вытянутой руки ничего не было видно. Девица задрала голову, фигура в белых одеяниях скрючилась на огрызке балки и не подавала признаков жизни.
— Отец Валентин, можно спускаться, застряла скотина.
Не дождавшись ответа, Лена покопалась в корыте и на свет появилась грязная строительная кирка. Притащила с улицы табуретку, подвинула почти к самой морде и занялась воспитательной работой.
Первое время монстр огрызался и лязгал зубами, пытался втянуть голову, но шипастые пластины на шее встопорщились, уперлись в проем и заклинили голову намертво. Минут через тридцать монотонной работы череп, наконец, треснул и жало кирки погрузилось в серое месиво.
— Вот так, тварь безмозглая, будешь знать, как девушек пугать.
По телу монстра пронеслось несколько последних судорог, он громко испортил воздух и издох, раскатив фиолетовый язык, как ковровую дорожку на подиуме.
Лена вышла на воздух, сделала вокруг часовни круг, старательно обходя окно, в котором торчало филе и раскоряченные лапы. Перевела дыхание на берегу грязного пруда, еще вчера бывшего ручьем с серебряной водой. Зашвырнула на середину болота кирку, оставившую кровавые мозоли, и плюхнулась прямо в одежде, пугая жирных лягушек. Попыталась смыть пот, грязь и смертельную усталость. Усталость, никуда не делась, а начала накрывать волнами, хотелось завыть, упасть и никогда не подниматься. Грязь, к слову, тоже не исчезла, а пополнилась тиной и лягушачьей икрой.