Выбрать главу
Одиссея, IX, 39

Не кажется удивительным, что древние греки знали на деле пресловутое шутливое правило или совет — «ищите женщину», открытые, возможно, еще в эпоху матриархата и пещерного быта. Сам гомеровский эпос — история событий, начавшихся еще за пределами песен «Илиады» гневом не Ахиллеса, а сильнейших на Олимпе двух богинь, которых царственный пастух Парис не признал прекраснейшими. Первым поводом к Троянской войне в древнегреческих легендах была измена Елены своему мужу, Менелаю, но настоянию и при содействии Афродиты. Множество других мифов связано изначально с женщинами. Вместе с тем Гомер рисует нам вполне бесправное положение женщины в Древней Греции, как в семье, так и в обществе, особенно тяжкую долю униженных и оскорбленных пленниц. Все это, однако, не мешало древним видеть в числе главных божеств олимпийского пантеона Геру, Афину, Деметру, Артемиду, Гестию, олицетворявших плодородие, покровительство браку и семейным узам, искусство ремесел и всех домашних работ, даже военное искусство (Афина), целомудрие (Афина, Гестия, Артемида). Более поздние поколения богинь, более поздние культы их отдают возрастающее предпочтение любви, эросу, во главе их стоит образ и культ Афродиты. Но и в мифах героического периода женщины выступают как жены и любовницы, как «предметы» роскоши и раздоров на этой почве, женская красота является всеобщим культом, обладание красивой женщиной — целью подвигов. Жизнь в наилучших природных условиях Средиземноморья при обилии даров земли и моря, полнокровность, здоровье духа и тела сделали древних греков страстными потребителями жизненных благ, и наивысшего из них — обладания прекрасными женщинами, чего они не могли не отнести также к вящему благополучию, к блаженству своих богов.

Отнюдь не добродетельные и высоконравственные, с нашей современной точки зрения, а злые, жадные, завистливые, тщеславные, жестокие боги Древней Греции были вполне, совершенно достойными носителями своего олимпийского престижа в глазах людей того времени. Эти боги обладали как раз теми качествами, которые древние греки ценили в себе выше всего остального. Убийство ближнего без всяких или без достаточно полезных убийце оснований, как это видно во многих мифах, расценивалось как безрассудство, а не как аморальное действие. Вот снисходительный, даже сочувственный отзыв Гомера об одном из ахейских вождей:

Сей Тлиполем лишь возрос в благосозданном доме Геракла, Скоро убил, безрассудный, почтенного дядю отцова, Старца уже седого, Ликимния… Быстро сплотил он суда и с великою собранной ратью Скрылся… Прибыл в Родос наконец он, скиталец, беды претерпевший; Там поселились пришельцы тремя племенами и были Зевсом любимы…
Илиада, II, 661

Героям прощалось все за их родословные, восходившие обычно к богам, или, как мы теперь говорим, за давностью преступления. В то же время вина (по не грех в христианском понимании, грозящий гибелью самой человеческой душе) за кровосмешение, отцеубийство, вообще убийство, неоправданного корыстью, клятвоотступничество, кощунство была общепризнанна, осуждалась и, безусловно, принималась общественным сознанием даже ранней, героической античности как нравственное зло.

Лицемерие и ханжество были совершенно чужды сознанию гомеровских людей. Древние эллины презирали условности. Искренность, полудетская непосредственность восприятия и выражения, каких бы предметов они ни касались и в какой бы грубой, кажущейся нам примитивной, форме ни воплощались, в большой мере раскрывают перед нами тайну несравненного обаяния древнегреческого мира, как выдуманного людьми того времени, так и реального, в котором они жили.

Характеры

Можно ли говорить о характерах героев Гомера? Можно ли вообще как-то судить о характерах персонажей народного эпоса, испытавших, по всей видимости, неоднократную отделку и переделку и обычно наделенных качествами, возвышающими их над обычными людьми? У Гомера эта преувеличенность различных достоинств его героев особенно и постоянно подчеркивается. «Божественный», «богоподобный», «богоравный» — эпитеты не только героев, но и второстепенных, впрочем, всегда положительных персонажей. Вспомним для примера «богоравного свинопаса Эвмея» из «Одиссеи». И все же заведомо «героический» тон и стиль народного эпоса не затушевывают, а порой даже подчеркивают личные черты действующих лиц. На самом деле, если взять наши былины, разве Илья Муромец не характер? А Алеша Попович? А Василий Буслаев? Не находим ли мы то же самое в финской эпосе «Калевала» и в эпических поэмах других народов?