Выбрать главу
…приближались в безмолвии, боем, дыша, Аргивяне, Духом единым пылая — стоять одному за другого.
Илиада, III, 8

В боевых схватках почти неизменный перевес имеют те же аргивяне или ахейцы. Во множестве отдельных эпизодов битвы жертвами оказываются именно троянцы или их союзники. Их страдания, раны, другие ужасные подробности, сообщаемые в поэме с почти «протокольной·) точностью и лаконизмом, оставляют впечатление, что только защитников Трои бьют, и бьют всегда. Еще явственнее военный перевес ахейцев виден в «Илиаде» в поединках героев. Схватки Париса с Менелаем, Гектора с Аяксом, Диомеда с Энеем, Ахиллеса с Энеем и многие другие почти неизменно заканчиваются поражением троянцев, которые избегают смерти лишь с помощью сострадающих им богов.

Но и этого Гомеру недостаточно. В описании «битвы богов», участники которой полностью теряют олимпийское величие, поборница ахейцев Афина одним ударом камня одолевает покровителя троянцев неистового бога войны Арея, предстающего в этом эпизоде как слабенький мальчик. Благоволение владыки богов Зевса к троянцам систематически разбивается о стену интриг и коварств, совершаемых Герой и Афиной. Воля Зевса полностью реализуется только по просьбе Фетиды для отомщения за оскорбление Агамемноном сильнейшего героя ахейцев Ахиллеса. Вникая в текст «Илиады», можно найти еще множество косвенных свидетельств предпочтительного отношения Гомера к завоевателям, а не к защитникам Трои. Но если все было именно так и в каждой военной схватке первые оказывались победителями, а вторые — побежденными, то почему же осада Трои длилась почти десять лет, да и осталась бы безуспешной, если бы не коварство Афины и Одиссея («Троянский конь!») и мстительность Геры, не признанной когда-то Парисом «прекраснейшей»?

Надо признать, что симпатии Гомера скрыты обычно глубоко в ткани поэмы и не бросаются в глаза. Подобным же образом Гомер стремится пройти мимо варварства любимца богов Ахиллеса, хотя все-таки вынужден отметить его «недостойный» замысел по отношению к телу Гектора, неистовую жестокость — убийство троянских юношей, приносимых в жертву при похоронах Патрокла.

Чем объяснить такую местами скрытую, но все же достаточно ясную позицию Гомера? Иониец, возможно, потомок колонизаторов Малоазиатского побережья Эгеиды, свидетель возникновения и расцвета знаменитейших городов Смирны, Колофона, Эфеса, один из отцов высокой ионийской культуры, он был, конечно, смертным человеком с чувством родины и глубокой связью со своим народом, почти наверное со своими слабостями, более или менее любимыми героями прошлого, но прежде всего величайшим художником, в творчестве которого, воплотившем в себе творчество многих народных певцов, личное, человеческое по могло быть совсем заглушено медным гулом давно минувшей Троянской войны.

Как жили современники и свидетели троянской войны?

Великие памятники древности «Илиада» и «Одиссея» позволяют довольно ясно представить себе жизнь людей троянской эпохи, причем как царей и героев (как мы видели, всегда знатного, а то и божественного происхождения), так и простых людей. Нужно только иметь в виду что Гомер не находил разницы ни в материальной культуре, ни в образе мыслей, обычаях, религиозных представлениях ахейцев-завоевателей и осаждаемых ими троянцев. Об этом, впрочем, уже говорилось. По Гомеру получается, что ахейцы и троянцы — племена одного греческого народа, люди одного языка, носители общей культуры, вступившие в войну из-за внутренних, так сказать династических, раздоров.

Жизнь царей и жизнь простых людей, по существу, еще мало отличались друг от друга среди эллинов, еще сохранялись остатки первобытного «демократизма», «престижность» в современном понимании была им совершенно чужда. Вместе с тем неравномерное накопление материальных ценностей создавало пропасть между народной массой и царями-вождями. Начавшийся упадок общинно-родового строя, выделение военной аристократии и появление частной собственности уже во времена Трои привели к резкому имущественному неравенству.

Если в пору Троянской войны общинно-родовой социальный строй держался все же еще крепко во всем Эгейском бассейне, то и признаки рабовладельческого строя были налицо. Своего рода питательной средой возникающего рабовладения были, конечно, войны, в которых побежденные несли невосполнимый урон — мужская часть их населения истреблялась, какая-то ее доля могла спастись только бегством. Лишь в одном месте Гомер указывает, что часть пленных продавалась «на далекие — острова». Зато все женщины, становясь пленницами, домашними работницами, превращались по существу в рабынь и вели жалкую жизнь в неустанном труде и унижении.