прыг со скамейки, подошла, взглянула мне
глаза в глаза, ее лукавством тронуты
и ласковой любовью, повела бровьми –
и я пропал. Дала мне кубок махонький –
что было в нем, я выпил, не распробовал,
но и вода колодезная всяких вин
разымчивей, из белых ручек принятая.
Как облила мне сердце нежной влагою,
ни с кем не убоялся состязания,
колчан нащупал, стрелы пересчитывал
и женихов. Я мнил: успею быстрыми,
пернатые взлетят, провоют в воздухе –
у-у-у – на грудь им прянут коршунами,
плоть растерзают белую, жизнь вон из жил –
один останусь с девою, с супругою.
Но отняла воинственность, коснулась лишь
лица, брады моей, я встал смирнехонько
со всеми в ряд. Сверх всяких строгих доводов
надеялся, дал клятву не злодействовать
тому, кого Елена мужем выберет.
Я думал: мне клянутся, а не я клянусь.
Пастух
И кто еще там был?
Филоктет
Вся слава Греции.
Вот он, пространно-властительный царь Агамемнон. Такого
выберешь если в мужья, проклянешь свою женскую долю:
он пересилит судьбу твою, станешь обузой супругу
сильному, но для тебя, может, лучше от Рока укрыться.
Вяжет узлы Одиссей хитроумный, сеть тонкой работы
прочная выйдет – ни малой рыбешке, ни киту-акуле
сквозь не пройти. На тебя ли та сеть? Нет, другая тут ловля:
в мрежи всю Грецию он уловил, сам на суше оставшись.
Бычится, стонет Аякс Теламонид, дуреет под ношей
страхов, обид: проиграть ему страшно, обидно другому
приз уступить, а страшней тебе, юной и дерзкой, достаться.
Станешь насмешничать – честь мужа где? Вся под юбкой цветастой.
Юный спешит Антилох – долго юный и вечно наследник,
век свой, заеденный Нестором, бросит к ногам твоим; мало
платит за девство тебе: не хозяйкой – жиличкой и гостьей
в доме чужом водворишься у свекра под строгим надзором.
Грозный стоит Диомед, разрушивший Фивы, любимец
девы Паллады. Он мужеством пышет, он, кровью несытый,
груб, прям и крут. По душе ли тебе эта честность и злоба?
В лучшем привыкшая обществе жить, ценишь мысли – тут пусто.
Ходят по залу другие, толкутся толпою, их шепот
не прекращается. Толстых, худых, невысоких, высоких,
славных умом и богатством – их сотни, их многие тыщи.
Это народ во всей мощи пришел тебя сватать, Елена.
Пастух
И выбор пал на Менелая.
Филоктет
Тяжкие
в Итаке цепи выкованы – клятвами
владеет Зевс. Я внутрь загнал мучения
любви своей, вернулся тих на родину.
Что выиграл, пути клятвопреступного,
я, побоявшийся…
Зачем не я приплыл богатством Азии
потряхивать, приманивать?.. Сейчас бы сам
выдерживал осаду, бился во поле
с Ахиллом и Аяксом, а устав в трудах
тяжолых, бранных, шел бы к милой женушке.
Пастух
А все жива в нечистом сердце страсть.
Филоктет
Живехонька.
(Наигрывает на луке.)
Молодость моя, молодость,
бесталанное ты мое житье;
холодность ее, холодность,
я, зависящий от нее.
Подлости мои, подлости:
ходы-выходы к ней искал;
доблести ее, доблести,
дородности, а я мал.
В ревности своей, трезвости
незамутненный взор
резвости ее, резвости
видит вдаль и в упор.
Пастух
Что травишь сердце, вспоминаешь?
Филоктет
Погляди, пастух,
как получеловек надеждой тешится,
пускает слюни похоти и ненависти,
ногами неходячими притопывает,
руками ослабевшими похлопывает.
Нечестная моя, нечестная
страсть воет вой, шип шипит –
известная ее, известная
блажь жуть со мной творит.
Ярости мои, ярости
праздно кипят во мне –
жалости малой малости
в сердце ее нет ко мне.
На орхестре происходит какое-то движение, на которое обращает внимание Пастух.
Пастух
Я вижу паруса.
Филоктет
А ведь суденышко
из греческих краев – оснасткой, корпусом,
всем видом говорит: "Из итакийских я,
из дулихийских верфей". Что им нужно здесь?
Еще кого нашли на остров выбросить,
еще кого сочли в народе лишнего,
еще кого удумал Одиссей убрать?
Пастух
А может, за тобой пришли?
Филоктет
Воды набрать
сошли… Когда бы помнили, когда бы жив
был Лаэртид, то семь, семижды семь не круг
им было б верст…
На сцене появляется (сходит с орхестры) Вестник. Хор опускает деревянные щиты.
Вестник
Царь итакийский Одиссей послал меня
узнать, кто здесь живет, из наших есть ли кто,