===========================
Владимир Евгеньевич КОЛЫШКИН,
"Троянский конь", роман
============================
Владимир КОЛЫШКИН
ТРОЯНСКИЙ КОНЬ
Посвящаю моей сестре
В качестве предисловия:
Европейская история начинается с Троянской войны, с великой победы греков-ахейцев в конце XIII века до нашей эры. Этот исторический факт был зафиксирован в греческих источниках. Особенно ярко об этом написал в своей "Илиаде" Гомер, живший как будто в VIII веке до н. э. в Малой Азии. Основу сюжета его бессмертного поэтического произведения составляет повествование об осаде Илиона. Это лишь с византийского времени война называется Троянской - у других авторов и у Гомера она именовалась Илионской.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Глава 1
Свистопляска хаоса оборвалась. Включилась система ориентации в реальном пространстве. Автоматика вывела хроноджет из опасного крена, и пилот взял управление на себя.
Он провел снижение в стиле "падающего листа". Тормозные импульсы не до конца погасили инерцию. Аппарат грубо коснулся земли. Тяжко ухнули амортизаторы, гася кинетическую энергию многотонной громадины, и все замерло, обретя наконец устойчивое равновесие.
Техник-пилот Илар Кирке отстегнул ремни безопасности, снял с головы шлем и убрал со лба мокрые от пота волосы. Приехали, облегченно выдохнул он. В подтверждение этому контрольно-аналитический блок, помигивая сигнальным огоньком, красивым женским голосом известил: "Полет закончен. Все системы корабля в норме. Температура в кабине + 33С, за бортом + 18С. Уровень флуктуации виджл-поля нормальный".
В наступившей тишине слышалось лишь шипение кондиционера. Илар подставил лицо под струю воздуха и расслабился. Надо же, как иногда выматывают эти броски. Особенно, когда испытываешь это странное чувство выворачиваемого наизнанку сознания.
В этот раз они попали в особо нестабильную зону пространственно-временного континуума.
Тишина давила в уши и чудилось, будто до сих пор слышны треск и улюлюканье проламываемого пространства-времени, когда МВ прорывалась сквозь барьер причинности, а темпоральный флаттер испытывал на прочность каждую клеточку тела убийственной вибрацией, от которой, казалось, вот-вот разлетишься на атомы. Впрочем, тренированный пилот без последствий переносит такие испытания. Он уже полностью пришел в себя. Чего не скажешь о другом, менее стойком члене экипажа.
Илар посмотрел на профессора и испугался. Лицо Хейца было мертвенно-зеленым, неподвижным, с оскаленными зубами. Его глаза, без пенсне, обнаженные, слепые, не мигали. Как говаривал некогда Виктор Гюго: "Всякий ученый немного напоминает труп", в данном случае это сходство казалось в высшей степени определенным.
- Эй, Лекарь! Сделай что-нибудь, кажется, профессор концы отдает! - выпалил техник-пилот, впадая в состояние близкое к панике.
- Меры принимаются, - бесстрастно ответила бортовая медицинская система.
И действительно, из кресла выползло щупальце с инъектором на конце.
- Обеспечьте доступ к телу, - попросил кибердок.
Илар помог освободить начальственную голову от шлема, а сухонькое тело - от противоперегрузочной сбруи. Редкие седые волосы шефа прилипли к вискам и лысине.
Кольчатое щупальце приставило к виску профессора ствол инъектора и с чмокающим звуком ввело дозу виталина в набрякшую вену. Вскоре экстраординарный профессор ЦИТИ, доктор наук, почетный и действительный член многих научных и околонаучных обществ, автор целого ряда значительных трудов по истории, философии истории и темпоральной археологии - Манфред Фердинанд фон Хейц с всхрипом втянул в себя воздух. Это был не просто вдох, а чудеснейшее наслаждение, от которого сразу оживились его черты. Он повернул голову, и лицо его приобрело естественную окраску. Теперь он не казался таким дряхлым. На вид ему было слегка за шестьдесят, как и в действительности. Илар знал об этом и о том, что его нынешний шеф диссиденствовал помаленьку и был "отказником". Техник-пилот не понимал таких людей, но уважал их за смелость.
Они сразу сдружись в центрах подготовки в Оклахоме, на Луне и на рекогносцировке в Турции. Будущий шеф экспедиции не был заносчив и чванлив, как некоторые ученые, и Илар сразу проникся к Хейцу доверием. А тот, кажется, полюбил юношу. Полюбил той старческой запоздалой любовью, какую иногда испытывают люди, которые слишком много времени отдавали любимой работе, не помышляя о полноценной семье, о детях, а когда спохватятся...
Небольшие карие глаза его приобрели осмысленное выражение и обычную свою живость.
- Ergo sum [Я существую (лат.)], - прохрипел Хейц и, озираясь по сторонам, спросил: - Где мы?
- На месте, - ответил Илар и взглянул на черный матовый пульт. В хаосе индикаторов, экранов, кнопок и датчиков он быстро отыскал нужную шкалу. - Если приборы не врут, мы находимся где-то в середине ХIII века до рождества Христова. На счетчике - 1243 год до нашей эры.
- Gott Sie Dank! Glucklihe Raise [Слава Богу! Со счастливым прибытием (нем)] - облегченно выдохнул Хейц и сделал попытку встать, что удалось ему только с третьего раза. - Значит, работаем по штатной программе, - сказал он, чувствуя себя далеко не штатно.
Если профессор был мозгом экспедиции, то техник-пилот - ее руками. В полевых условиях на молодые плечи Илара Кирке ложились все тяготы технического обслуживания. Плюс меры по обеспечению ее безопасности. Ведь ученые так беспечны. А потому, первым делом он задействовал охранно-защитные системы. Затем с помощью сканирующего прибора, убедился в отсутствии туземного населения в радиусе двух километров. После чего - открыл люк и вышел наружу.
Было раннее утро, но чувствовалось, что к полудню начнет жарить. Хроноджет "Аврора S-P" приземлился на небольшой возвышенности, в сотне метрах от обрывистого берега Эгейского моря. Легкий бриз приятно холодил разгоряченное тело. Горизонт со стороны морской шири тонул в белесой дымке - благородный аквамарин, завернутый в вату. Илар повернулся в сторону суши и оглядел холмистую местность в электронный бинокль.
Он увидел слегка размытые очертания города-крепости с высокими стенами и башнями. Город занимал господствующую высоту на местности, центром восседая на макушке самого высокого холма, а стенами обнимая его середину. Кругом явственно виднелись последствия долгой осады и ожесточенных сражений, но Троя стояла пока непокоренная. Вдоль берега моря, точно мертвые туши китов, лежали вытащенные на сушу боевые корабли завоевателей. Между стоянкой кораблей и осажденным городом виднелись многочисленные палатки, дымились костры, ходили люди - в лагере шла будничная военная жизнь.
Из люка вышел профессор Хейц и полной грудью вдохнул живительный морской воздух. От прежней его немощи не осталось и следа.
- Благодать Божья! - вздохнул он, хватая ртом солоноватую свежесть и, вскинув руку, воскликнул: - Яйцещемящее море! "Эпи ойнопа понтон" - "По винноцветному морю". Ах, эти греки! Или они были дальтониками, или посмеялись над бедным слепым Гомером. Море-то бирюзовое, а, помощник?
Илар подтвердил:
- Точно. Бирюзовое.
- Впрочем, говорят, у древних цветовое восприятие было иным. Синий цвет они воспринимали как красный.
- Бедняги, - посочувствовал Илар и тут же улыбнулся: старик в предвкушении любимой работы наполнялся силой жизни, как сонная рыба, вновь попавшая в родную стихию.
- Проклятые фарисеи! - раскипятился старик. - Столько лет они держали меня взаперти, не пуская за Предел. А что такое теория без практики? Сухарь без воды... Илар, это мой второй день рождения. Все равно как страус вдруг стал орлом!..