Рис. 8. Данте Габриэль Россетти. Елена Троянская. 1863
Столь же диковинным, как выглядит для нас слог Гнедича, представлялся современникам Гомера и язык «Илиады» и «Одиссеи». В нем сплавились диалектные черты языка эолийцев и ионийских греков, к X в. до н. э. начавших колонизацию Эгеиды и северо-западной части побережья Анатолии, и архаизмы рапсодов микенской эпохи, чья поэтическая традиция дошла до Гомера из глубины веков. «Язык этот был понятен слушателям, привыкшим с детства к песням аэдов – творцов и исполнителей греческого эпоса, хотя в жизни никто на этом языке не говорил. Необычность языка подчеркивала необычность событий, о которых повествовали аэды, помогала слушателям перенестись в мир героического прошлого, люди которого представлялись намного сильнее, храбрее, во всех отношениях значительнее нынешних. Если даже какое-то выражение оказывалось не совсем понятным, это только поднимало авторитет аэда, который казался знающим то, чего не знают простые люди»[16].
Надо сказать, что подобным образом обстоят дела и на Западе: там до сих пор в академических кругах принято ссылаться на старые, «классические» переводы Гомера, хотя для просвещения широкой общественности выпускаются и сокращенные варианты «Илиады», и краткие ее пересказы, и даже комиксы. Весьма кассовым проектом стал в свое время роман Алессандро Барикко «Гомер. Илиада»[17], где итальянский писатель предпринял попытку переложить классическую поэму на новый лад, вычистив из нее все, что связано с богами, судьбой и прочими эмпиреями, непонятными современному читателю.
Да что там – даже в книжный XIX в. «Илиада» не считалась таким уж увеселительным чтением. В 1884 г., пожалуй, крупнейший на то время гомеролог Ульрих фон Виламовиц-Мёллендорф писал: «В настоящее время Гомер уже не является много читаемым поэтом… Даже филологи знают его большей частью столь же плохо, как святоши – Библию»[18]. На господина Виламовица мы, даст Бог, сошлемся в своей работе еще не раз. Теперь же просто констатируем: большинство из ныне живущих, как, впрочем, и из недавних наших предков, не читали Гомера настолько детально и вдумчиво, чтобы задаться важнейшими вопросами:
1. А была ли в реальности Троя или этот город родом всецело из мифов и тщетны всякие его поиски на бренной Земле?
2. А была ли Троянская война или это поэтическая выдумка, призванная заставить людей задуматься о природе силы и слабости, храбрости и трусости, гнева и великодушия, о скуке бессмертия и величии смерти?
3. И победили ли в этой войне греки, как настаивает на том Гомер и вся античная традиция, либо же несколько тысячелетий мы пребываем в плену ложных представлений, нечаянно или намеренно сформированных для нас авторами далекого прошлого?
4. И, главное, какие уроки мы можем вынести из этой истории для нас, ныне живущих, а уже (или шире) – для нас, русских?
Сейчас мы – в Трое, и в Трое мы именно для того, чтобы попытаться дать ответы на эти вопросы.
2. Авантюрист, споткнувшийся о Трою
В троянском археологическом заповеднике – настоящий культ Генриха Шлимана. Портреты международного авантюриста смотрят на нас буквально отовсюду – из сувенирных лавок, с путеводителей, информационных стендов и даже с уже упомянутого макета домика археолога, построенного немецким телевидением для съемок документального фильма. Без малого полтора века назад Шлиман открыл для жителей окрестных сел если не золотую жилу, то, по крайней мере, возможность всегда иметь на столе стакан чая и тарелку рыбы («чай бардак, балык табак» – турецкий язык весьма ассоциативен для русского человека!). Те, кто не работает на до сих пор время от времени возобновляющихся здесь раскопках, задействованы в туристической индустрии – сдают комнаты, продают магниты, водят экскурсии. На одной из пыльных улочек Тевфикие нам встречаются два деревенских пацана. Еще издалека, завидев приезжих, они тянут загорелые руки в надежде на бакшиш: привычка, сформированная за многие поколения. Мы выдаем им по лире. Что попишешь? Молодежь…
16
18
Цит. по: