— Попался! — наконец-то один из них нашёл рипстера и схватил за воротник, — Саймон, смотри, вот он!
— Эй! Ты с ним поосторожней.
— Не вооружён. Сейчас мы посадим тебя к остальным!
Хэнк ничего не ответил. На него надели наручники и он послушно пошёл наверх.
Отсек для людей тянулся от кабины пилотов и до самого хвоста этого небольшого самолёта. Посредине был свободный проход, окружённый с двух сторон решёткой, за которой по двое сидели двадцать пять человек и, почему-то, один протосс. Если бы сейчас на месте Хэнка оказался Дэвид, он бы узнал его. Это был Амета, которого по особой просьбе передали правосудию NUR, будто он совершил особо тяжкие преступления, касающиеся именно их. Хэнка посадили на пустом двойном сиденье, через одно впереди Аметы. Хэнк осмотрелся и увидел, что большая часть мест занята, значит план по раскрываемости преступлений выполняется. А что ему ещё можно было думать? Пилоты радостно передавали на Землю о его задержании. О побеге не могло быть и речи и будущее Хэнка выглядело совершенно ясным и недолгим.
«Чёрт, как голова болит!» — подумал Хэнк, рассматривая надписи, выбитые на железной спинке переднего сиденья.
— «WHERE SHELL MY BLOOD BY STILL» — эта фраза, видимо, была выбита очень давно, и уже начала ржаветь. Через двадцать минут под ней появилась другая, такого же плана:
— «IT IS A GOOD DAY TO DAY».
Дописав, Хэнк откинулся на сиденье и закрыл глаза. Хотелось спать, но тяжёлые наручники, сдавившие руки, и сильная головная боль не давали это сделать. Потом он услышал как кто-то сзади спросил:
— Время? Часы есть? Который час?
Хэнк обернулся. На него внимательно смотрел Амета.
— Пол второго.
— Покажи часы, поближе. Я хочу сам видеть.
Амета посмотрел на часы, потом вдруг неожиданно сказал:
— А ну, дай их сюда.
— Зачем?
— Я посмотрю.
— Держи, — Хэнк, ничего не поняв, дал проту свои часы. Прошло немного времени, как он снова услышал:
— Спасибо, дружбан, — руки у протосса были свободными, — а ты кто? Я тебя где-то раньше видел.
— Хэнк Джонсон.
— Джонсон!? — обрадовался Амета, — повезло же нам оказаться рядом.
— А ты тогда кто, и вообще, откуда меня знаешь? — сказал Хэнк, а сам подумывал, что странный прот мог его никогда и не видеть, и сказал что видел его просто так. Ему казалось, что должен быть подвох.
— Та знаю, не переживай, ты… Кента знаешь? Прот такой высокий, здоровый.
— Не слышал.
— Ладно, протов ты не знаешь, а Дэвида Тюрама? Мы с ним в тюрьме сидели.
— Дэвида знаю, так ты с ним вместе был? Не гони! Люди в тюрьме сидят отдельно от протов.
— Не всегда.
— А за что тебя к людям везут, вас ведь, протов, даже за тяжкие преступления только ссылают?
— Я не захотел кое-кому помочь, чтобы меня не подставили, и даже наоборот, помешал. Короче, сейчас не об этом. Хэнк, можешь поднять шум, чтобы они твою дверь открыли?
— А почему бы тебе не поднять шум?
— Меня они слишком боятся.
— Зачем? — спросил Хэнк, — даже если получиться, то что дальше?
— У одного из охранников в багажном отделе спрятан парашют. Мы скоро будем пролетать в двадцати километрах от границы людей. Там я знаю как пробраться через кордон. На юге сейчас всё спокойно, в пустыне засуха, почти пусто.
— Я бы никогда так не рискнул… если б не знал что всё равно мне нечего терять, — почти равнодушно сказал Хэнк. — А Детройт скоро?
— Двадцать минут, а тебе зачем?
— Так, сам не знаю.
Надо заметить, что самолёт был русским. Русским он был потому что тюрьма, откуда переправляли людей, была ближе всего к СНГ, и готовили его к полёту тоже русские — два пьяных механика. Пистолетами, которыми была вооружена охрана самолёта, занимались тоже они. Неизвестно как бы развернулись события, если бы на месте русских были другие люди, но каким-то образом патроны во всех пистолетах оказались холостыми. Позже выяснилось, что и боевые патроны тоже никуда не пропадали. Они дали о себе знать, когда их распределили на мирные цели — для кино, для стартовых пистолетов, или просто как психологическое оружие. Все их до конца так никогда и не изъяли — просто не нашли и они ещё долгое время калечили людей.
В общем, когда Хэнк начал метаться и орать, к нему подошли, чтобы вытащить и избить. Охранник открыл решётку, и проверенным приёмом заломил рипстеру руку. В этот момент на него через два сиденья прыгнул Амета. Он изо всех сил ударил его тяжёлым кулаком по голове. Охранник упал без сознания и умер. Амета быстро прикрылся уже мертвым телом (на случай если в него будут стрелять), быстро выхватил у охранника пистолет и точно выстрелил в остальных троих: без результата. Охрана тоже пустила в него по половине обоймы.
— Чёрт, холостые! — Амета с досадой выкинул пистолет и кинулся на охрану, которая уже бежала закрываться в кабине пилотов. Одного он всё-таки догнал и запер за решёткой вместе с остальными заключёнными, которые таким бунтом были недовольны. Большинство из них не сделали ничего серьезного и могли получить не больше двух лет, а некоторые — отделаться одним штрафом и запретом на повторный въезд на территорию протов. Заключённых освобождать не стоило. Амета, немного подумав, выпустил Хэнка, хотя и не хотел делать этого. Парашют ведь один, правда, может и второй найтись. Нет, лучше пусть получится, будто Хэнк всех перебьёт, чтоб свидетелей не было, и всё свалят на него.
Скоро они вдвоём быстро поговорили. Амета предложил спуститься в багажный отсек, чтобы в это время Хэнк сторожил кабину пилотов, но он не согласился:
— А что если ты, пока я буду тут, спрыгнешь с парашютом?
— Не спрыгну. Короче, я пошёл.
— Ты их всех удержишь, а я нет! Об этом всём уже знают на Земле.
Амета знал, что знают, поэтому и хотел так быстро скрыться. Он почти был уверен, что к ним уже летят несколько истребителей. «А потом в новостях скажут, что внезапно загорелся двигатель, — подумал Амета, — это не редко бывает». Но спецслужбы решили поступить по-другому, не так опасно (то есть не сбивать самолёт ракетой). Рисковать на фоне последних событий было очень нежелательно. В самолёте просто вырубили всю электронику и связь с землёй. Осталось только ручное управление и самолёт начал падать.
Хэнк остановил уже спускающегося Амету, и показал ему на открывающуюся дверь кабины пилотов, в которой столпились шесть мужиков и женщина с ребёнком. Женщина с ребёнком — это тоже особый случай, что-то на подобии русских туристов на засекреченной атомной подлодке. Она, конечно, была не туристкой, а была женой одного из пилотов, и просто экономила деньги на двух авиабилетах. Причём экономила неплохо — полёт через океан и обратно для двоих обошёлся бы в тысячу долларов.
Короче, впереди всех выступил второй пилот и сообщил Хэнку с Аметой, это ещё услышали и все заключённые, что они падают, сообщил об одном парашюте и попросил дать этот самый парашют женщине с ребёнком. Говорил ещё, что в таком случае им наверняка смягчат наказание, а самолёт скорее всего удастся спасти. Хэнк подумал, что так можно и сделать, думал согласиться, но его опередили.
— Зачем спасать женщину с ребёнком? — спросил Амета, который, как и любой прот, дороже всего ценил жизни здоровых молодых людей, и меньше всего — детей. — Лучше спасти кого-то из вас, а ещё лучше одного меня.
— Имей ты хоть немного совести.
— Да какое мне дело до того, что хоть сотня детей погибнет, мне то что!? — с этими словами он побежал вниз, схватил там парашют и выпрыгнул наружу.
Заключённые, услышав, что самолёт падает, засуетились, начали пытаться вырваться, поднялся шум. Их кабины пилотов выбежали люди, навалились на Хэнка, но никакого толку от этого не было. Его долго били, он тоже бил кого-то, потом его свалили на пол, и он только закрывал голову руками. Через две минуты его оставили — подумали, что он мёртвый. Затем все, кроме одного, ещё пытающегося что-то сделать пилота, кинулись вниз, надеясь найти среди багажа ещё хотя бы один парашют.