– Давай, – Тура наконец-то обернулась от раковины. – Только номер телефона запиши мой.
В адресной книге Стёпа для краткости назвал свою новую знакомую «Ту».
– Ну, и как ты это провернула?
Тура не стала оборачиваться. Методично расставляла тарелки и раскладывала вилки. Всё по своим местам. Как любит дед.
– Ты собираешься мне отвечать? – В голосе матери послышалось требование.
– Я не слышу вменяемых вопросов.
Судя по тому, как скоро вернулась Елена Павловна из комнаты отца, Павел Корнеевич не стал утруждать себя объяснениями. Впрочем, как обычно.
За спиной Туры мать театрально и громко вздохнула.
– Ну что же… По крайней мере, парень вроде приличный. Не гастарбайтер какой-нибудь.
Тура закончила наводить порядок на кухне. Теперь нужно прикинуть объём работы в комнате, которую они планируют сдавать. А начать уже завтра. Сегодня сил нет. Десять часов рабочего дня, капризные клиентки, истеричная хозяйка… Нет, сегодня нужно спать. Ну, может быть только кресло вот разобрать. И книги вынести.
– А сколько ему лет?
Тура вздрогнула. Оказывается, Елена Павловна увязалась за ней следом и теперь стояла в дверях и брезгливо оглядывала пыльную и грязную комнату.
– Паспорт не спросила, извини.
– А надо было! – Тон Елены Павловны стал до безобразия назидателен. – Пускаешь в дом не пойми кого. Вот прирежет нас ночью в постелях…
– Ты себе противоречишь. – Тура старалась сосредоточиться на уборке, а не на разговоре. Так проще.
– Но паспорт спросить надо было обязательно!
– Вот заселяться придёт – и спрошу. И копию сниму. Может, он еще передумает.
– Так-то лучше. Всему вас с отцом надо учить, – удовлетворённо вздохнула Елена Павловна. – Степан… Стёпочка. Наверное, хороший мальчик. Красивый, сильный.
Тура выдохнула. Вдохнула. Повторила. Впустую. Все-таки допекла мать. Пробила.
– Елена Павловна, вы бы свою нимфоманию подлечивали хоть иногда. Перед людьми стыдно. – Тура порадовалась, что голос прозвучал ровно, без раздражения.
Елена Павловна расхохоталась – громко и неискренне. Как всегда. Напоказ. Поправила рыжую прядь.
– Я не перестаю удивляться, как у такой красивой, элегантной и созданной для любви женщины родилась такая дочь, как ты. Невзрачная, холодная…
– Фригидная, – подсказала Тура, снимая последнюю стопку книг с кресла. Под ними оказалась россыпь какого-то мелкого мусора неясного происхождения.
– Фригидная, – согласилась мать. – У мужчин при виде тебя опускается всё. Неужели ты не понимаешь, что реализация своей женской сущности – важнейшая часть жизни. А ты…
– Я позвоню на Пряжку, узнаю, как у них там с местами.
Елена Павловна скривилась.
– У тебя, наверное, в этой психиатрической больнице еще остались знакомые. Из числа больных. Или персонала. Твой же профиль.
– Я не лежала на Пряжке! – Тура на секунду зажмурилась. Собраться. Не позволять делать себе больно. – Там нет детского отделения. Хотя откуда тебе знать. Ты же в то время была занята чем-то другим, более важным. Вот дед помнит.
– Какая же ты странная. Нелепая. Упрямая. И как с тобой трудно. Ты прямо как… – на секунду мать замялась, – …как Ларс.
– Ага, только без бороды. – Тура чувствовала, что ее «закусило», но усталость, накопившееся раздражение и внезапные перемены не давали шанса остановиться.
– Ты – вылитый отец! – не отставала мать. – И с тобой так же невозможно разговаривать! Совершенно невоспитуема.
– Именно поэтому ты и оставила меня ему, так?
– У меня не было выбора. – Елена Павловна поёжилась, поправила рюши на вороте красной атласной блузки. – Это кошмарный человек, просто неотёсанный чурбан. С ним невозможно было жить такой тонко чувствующей женщине, как я.
– И проще было сбежать и оставить маленькую дочь с ним, верно?
– Он любил тебя.
– Наверное. – Тура попыталась успокоиться. Не очень успешно. – Я не помню.
– Нельзя быть такой злопамятной! – перешла в атаку мать. – Ты осталась в благополучной стране у отца, который был весьма небедным человеком! И мог тебя обеспечить материально.
– Он пил.
– Совсем немного!
– А вот сотрудники норвежской службы опеки посчитали иначе. И когда он нечаянно, конечно нечаянно, он был просто пьян, и злого умысла не было – оставил меня на улице зимой в девять вечера…
– Я никак не пойму, ты довольна или нет тем, что тебя все-таки забрали у отца?
– Довольна ли я? – Голос Туры зазвенел. – Полгода в приюте… в чужой стране…
– Ты родилась в этой стране!
– Без родных и близких… – Тура глубоко вздохнула. Пыль, поднятая уборкой, сделала свое дело, и девушка звонко чихнула. Раз, другой. И бессмысленная злость вылетела с этим чиханием. – Нет, ты точно не понимаешь. Не понимала и никогда не поймёшь.