А сынишка Тагона остался в живых. Только неизвестно, где ходит круглый сирота. Куда-то убежал после смерти бабушки, исчез…
Побыв с недельку дома, отправился искать парнишку Семён
Номоконов: новый огромный крюк сделал по агинской степи —вёрст на шестьсот. Шёл по следу маленького Жамсо. От улуса к улусу, от юрты к юрте. Все же разыскал сиротку, обласкал его, обогрел, привёз в свой дом, отправил в школу. Дал себе слово: вырастить достойного продолжателя геройского рода.
Позже показал Номоконов сыну Тагона тяжёлую немецкую пулю, когда подрос парнишка, стал пионером. Тогда и фронтовую книжку прочёл Жамсо; новый батька достал её из полевой сумки.
Понял Номоконов: мысленно поклялся в этот час мальчишка, что будет эта дружба вечной, бессмертной.
Старший сын Семена Даниловича, Владимир, вылечился после тяжёлого ранения, демобилизовался из армии, вернулся в село. Ушли в тайгу отец и сын, долго говорили о боях, о Балтийском море, которое обоим довелось увидеть, о планах на будущее. А потом в весёлую минуту соревновались. Первым выстрелил пятидесятилетний отец — в самый центр далёкой мишени попал. Долго целился сын, нажал на спусковой крючок и, осмотрев мишень, сказал «есть». Две пробоины светились рядом, соединялись красилками. И тогда поверил Семён Данилович, что крепко дрался за Родину сын, тоже был грозой для врагов.
Больше не стали тратить патронов.
Сыну Прокопию не пришлось быть снайпером: зачислили его на боевой корабль Тихоокеанского флота. Тёплым осенним днём приехал в таёжное село стройный, черноусый, крепкий моряк, артиллерист-зенитчик. И с ним ходил в тайгу на охоту Семён Данилович, слушал рассказы о морях и дальних странах: в Китай и Индонезию плавал сын. А на боевых учениях и он — специалист первого класса, как записано в документе, — тоже метко стрелял.
Несколько ран принёс с войны старший сын. Не испугался он трудностей, не стал искать «тёплого» места. На животноводческую ферму пошёл работать, скотником. Прокопий стал лесообъездчиком. Женились они, привели в дом отца молодых жён, и у Семена Даниловича появились внуки. Жили все вместе. Дружно играли во дворе со своими маленькими племянниками их однолетки — дяди Вася, Ваня и Юра.
Зашёл однажды в дом Номоконовых незнакомый человек и, осмотрев стены, сказал:
— Нам сообщили, что вы укрыли после демобилизации винтовку. Где прячете?
— Это как? — удивился Номоконов. — За дверью она, гляди.
— Закон знаете? — строго сказал приехавший. — Придётся привлекать к ответственности.
— За что?
— За незаконное хранение оружия.
Полез в сундучок Номоконов, долго рылся в нём, перебирал бумажки. Вот она, справка с печатью и росписями, хорошо, что не выбросил.
— Даже через границу разрешили!
Взял справку человек из районного центра, прочёл, усомнился:
— Что за особые отличия у вас?
— Стало быть, имеются.
Опять полез Номоконов в сундучок, достал узелок, бережно развязал. Фуражка, погоны старшины, орден Ленина, орден Красного Знамени, два ордена Красной Звезды, медали. Посмотрел приехавший на реликвии воинской славы, нахмурился:
— Почему не носите? Так и получается… Не знают в селе о ваших наградах.
— Знают, — строго сказал Номоконов. — Из нашего колхоза, которые живыми вернулись с войны, каждый имеет награды. Бережёт народ ордена, ценит, кровью заплатил за них. А я так… По праздникам наряжаюсь, редко. Ты походи по селу, поспрашивай. Со стороны вроде обыкновенные люди в нашем селе, а по боям да трудовым делам — памятник им надо тесать из камня! Я что… Говорили как-то на собрании. Много героев вышло из нашего села, а предателя ни одного не нашлось. И оружие нам прятать ни к чему.
Не простился приехавший, куда-то исчез, а потом снова пришёл.
— Вы хоть уберите подальше подарок… Не положено оружие иметь… Раз нет охотничьей бригады — нельзя!
Снял с гвоздя винтовку Номоконов, вынул из дула тряпицу, решительно протянул:
— Забирай. Это после войны, когда голодно было, я на охоту ходил. Коз приносил людям, которые землю пахали, сено косили. Как им без мяса? Себе мало что брал — потрох. Обыкновенно я живу, гляди. Напрасно кто-то позавидовал, пожаловался. Перед взятием Кенигсберга получал эту винтовку, как память оставалась. С десяток фашистов убил из неё, салют давал, а потом на Хингане действовал. Ладно бьёт: зря не бросайте, жалейте.
Наступила осень 1953 года — особо памятная для тружеников таёжного колхоза. Перед большим праздником вдруг приехали из района монтёры, поставили трансформатор, залезли на высокую опору и подключили к «чужим» проводам давно бездействовавшую колхозную электросеть. Старики ходили в гору и, вернувшись, сообщили, что ни одна лампочка не потухла на улицах горняцкого посёлка. Всем хватило энергии. Вновь вспыхнули в домах колхозников «лампочки Ильича».