Проснулась я от холода. Недоуменно потаращилась на догоревший костер, вяло подмигивающий мне парой-тройкой самых стойких угольков, на валявшуюся неподалеку магову сумку и его же куртку, которую я, оказывается, использовала в качестве одеяла. Самого владельца нехитрых пожитков на горизонте не наблюдалось. Только неподалеку мирно посапывали стреноженные лошади.
— Ян? — я, зябко поежившись, закрутила головой из стороны в сторону. — Ян, ты где?
«В кусты по нужде, может, человек отошел, — сонно проворчал Василий. — Давай поспим, а?»
— Ян! — позвала я чуть громче и, так и не дождавшись ответа, заключила: — По нужде, говоришь? За пять верст? Или просто временно оглох? Вспомни, какой у него слух чуткий.
«Ну да, конечно. Давай теперь накрутим себя посильнее и в панике примемся бегать по лесу, заглядывая во все дупла и норы в поисках твоего ненаглядного! Спать ложись, кому сказано!»
— Ну, допустим, я уже в панике. Он бы ни за что не оставил меня одну в лесу! Ночью! Нет, конечно, иногда он хочет меня пристукнуть, но самолично, голыми руками, для достижения полного морального и эстетического удовлетворения, а не таким варварским способом!.. Да и русалку надо ощипать, не мог же он об этом забыть! Я тебе говорю — что-то случилось!
«Вот все вы — что кошки, что женщины — вечно слона раздуваете из мухи! Даже если что-то случилось — он сможет о себе позаботиться. Так что прекращай истерику, пошли быстренько надергаем чешуи и в люлю».
— Да не знаю я, куда идти! К тому же — вдруг Ян вернется?
«Вернется — не вернется, устроила тут ромашку. Кстати, чего это ты разговорилась? Можешь обойтись мыслями».
— Так спокойнее как-то, — объяснила я, заново разжигая костер. — Говорю с тобой — и вроде бы не одна… Слушай! Почему он оставил сумку?
«Да мне-то откуда знать?»
— Не верещи, это риторический вопрос. Но он всегда таскает ее с собой, как родную! Вась, точно что-то случилось, я чувствую!
«Почувствуй тогда, где именно. А то толку от твоих предчувствий! Все равно непонятно, где его искать!»
— Подумать только, меня отчитывает помойный кот! — огрызнулась я.
«А чего сразу обзываться, а?! Э… Ты куда это намылилась?»
— Яна искать. Если что-то действительно случилось, я должна помочь.
«Ты ему на кладбище уже как-то помогла, — ехидно заметил помалкивающий доселе здравый смысл. — У него до сих пор глаз дергается при воспоминании об этом твоем подвиге!»
— Смотрите-ка, кто заговорил! А лучше бы молчал! — окрысилась я.
«Не, а он прав! — оживился Василий. — Если не можешь помочь — лучше не мешать!»
— А если не можешь поддержать, лучше молчать в тряпочку и не вякать, — парировала я и, отчаянно труся, покралась в чащу.
Правда, решимость моя резко пошла на убыль, как только круг света от костра остался позади.
«А может, все-таки ну его?»
Я упрямо мотнула головой.
— Ничего там страшного нет. Лес в дневном перегоне от Академии. Всю более-менее опасную нежит вырезали давно. Ну темно, ну деревья. Что я, деревьев не видела?
«Ночью одна — не видела. А если и видела, то не стоит повторять это снова».
— Надо.
«Да я же не за тебя, дуру, переживаю!» — видимо окончательно разуверившись в разумности моих поступков, взвыл котяра.
— А за кого же? — оторопела я.
«За себя».
— Гад бессовестный, — беззлобно буркнула я. — Вась, а куда идти-то хоть, как думаешь?
«К костру поближе», — заискивающе предложили мне.
— Перестань стенать! Думай, в какую сторону он мог пойти?
«В любую. Вообще, твой муж — ты за ним и следи».
— Да ладно тебе! Я просто подумала, что ты тоже в некотором роде мужчина… Я-то вообще представить не могу, куда ночью в лесу мужик удрать может!
«Что значит — в некотором роде?! Я самец! И как самец авторитетно заявляю: только к бабе!»
— Вася!
«А что? Я бы из-за чего другого и не проснулся даже».
— Уймись, изверг!
«Ой, какие мы нежные! Ну и чего ты застыла-то? Или идем на разведку, или обратно баюшки. Ну, идем?»
— Ага. Только я не могу.
«Что еще?»
— Мне страшно. Там кто-то воет. И трещит что-то… и скрежещет.
«Хватит трястись, балда. Это нормальные звуки нормального ночного леса! Кстати, там еще и поет кто-то…»
— Что-что?.. Вась, ты что мелешь, кто там может петь?
«Да и как поет! Аж дух захватывает! Ну, слышишь?»
— Нет.
«Не понял… У нас одно тело на двоих. Почему я слышу, а ты нет?»
— Потому что я пока еще в своем уме!
«Так и я в твоем! Пойдем посмотрим, а? Очень уж хорошо выводит, заслушаешься!»
На миг я задумалась.
— Ну… Хорошо. Пойдем проверим степень твоего сумасшествия. В конце концов, я все равно не знаю, в какую сторону идти. Так почему бы и не в эту? Ты только направление задавай.
«Ну я же сказал — к бабе!» — по истечении некоторого времени, довольный своей правотой, мурлыкнул Василий.
— Вот тут я могу с тобой поспорить, — шепотом произнесла я, осторожно отгибая тонкую ветку и улучшая тем самым обзор.
В свете растущего месяца открывшаяся мне картина выглядела фантастически нереальной и похожей на сон. Кошмарный сон. У самого берега на большом плоском камне сидела девица завораживающей красоты. Длинные распущенные волосы струились шелковым водопадом по хрупким плечам. Глаза фосфоресцировали. Кожа казалась практически прозрачной… Нехилого размера обнаженная грудь привлекала внимание особенно. Тонкая талия плавно переходила в рыбий хвост, чешуйки которого переливались от серебристо-голубого до золотисто-зеленого. Я кровожадно на них уставилась.
— Слушай, Вась, а ты часом не знаешь, как отбить мужика у русалки? Помнится, они свою добычу за «спасибо» не отпускают. А Ян уже почти у самой воды.
«И что?»
— И все. Коснется воды — поминай как звали. Русалка его на дно мигом утащит. Хотя… Может, пусть себе тащит. Ты только посмотри на его рожу довольную! А когда я пою, сразу в корчах биться начинает. Причем далеко не от радости. А тут, ишь ты, уши развесил перед первой встречной селедкой! Или все дело в том, что она голая? Может, и мне голой петь? — при этих словах я скосила глаза вниз и, критически оценив собственные габариты пришла к неутешительному выводу. — Нет, мне и это не поможет.
«Как, ты тоже ее слышишь?» — оставив мои терзания без ответа, поинтересовался кот.
— Нет, не слышу. Я знаю. Точнее, только сейчас поняла. Это чары, направленные только на мужчин. Они слышат волшебное пение, от которого у них начисто сносит крышу. Впадают в ступор, цепенеют. И, дойдя до нужной кондиции, вполне добровольно бросаются в объятия этим гадинам. А им только того и надо.
«То есть она не поет?»
— Да что ты к этому пению прицепился! Включи мозги хоть на минуточку, ты же не одурманенный!
«Не могу. Они у нас одни на двоих и в большинстве случаев находятся в состоянии глубокого сна и покоя».
— Тогда просто присмотрись внимательнее. Она даже рта не раскрывает.
«Ух ты! Действительно. А я и не заметил! Я вот только одного никак не пойму: почему мы бездействуем? Ты, по-моему, собиралась кого-то спасать. Я достаточно прозрачно намекаю?»