— Мне не нужны ваши советы, Браво-Три! — перебил ее Новая Тюмень. — Важнее всего надлежащим образом реорганизоваться, так чтобы мы смогли использовать наши ресурсы наиболее эффективно. А теперь вернитесь на свой курс и приготовьтесь к развороту!
— Никак нет, Орбита, — ровно сказала Хонор. — Принимаю командование группой Браво. Браво, следовать за мной. Браво-Три, отбой.
— Черт тебя подери, Харрингтон! — взревел Новая Тюмень, его обычное высокомерие уступило место ненависти зревшей между ними. — Довольно! Немедленно верни свою задницу в строй и, твою мать, оставайся в нем, пока я не спустился и не…
— Орбита, говорит капитан Таммерлан, — внезапно вмешался глубокий, взбешенно холодный голос, и тирада Новой Тюмени прервалась на полузвуке. Таммерлан использовал канал связи эскадрильи вместо внутренней связи «Палаша». Это означало, что каждый из ботов будет слышать все, чтобы он не сказал, и Хонор почувствовала, что ее губы складываются в беззвучном присвисте от публичной пощечины, которую ее капитан только что отвесил барону. — Официально уведомляю вас, что учения отменены. Коммандер Харрингтон получает мое разрешение на немедленное вступление в командование ботами этого корабля, поскольку она — в отличие от некоторых — имеет представление о том, что надо делать прямо сейчас, а не через три часа. Есть еще какие-то проблемы , Орбита?
— Э, нет, сэр, — быстро ответил Новая Тюмень. — Конечно, нет. Я просто хотел избежать неразберихи в командовании и, э-э, опрометчивости, которая могла бы не дать нам использовать наши ресурсы оптимальным образом.
Хонор взглянула на старшину Зарелло. Ей, конечно, не следовало этого делать. Помимо всего остального, это могло пагубно сказаться на дисциплине. Но она не удержалась, и увидела тот же огонек презрения в глазах старшины. Не то, чтобы кто-то из них намеревался выполнять приказы Новой Тюмени. Браво-Три уже прорывался вниз, сквозь атмосферу на максимальной возможной скорости и каждый из остальных ботов «Палаша» следовал за ними в то время, пока они слушали переговоры и ожидали вмешательства капитана.
— Без сомнения, это достойное намерение, Орбита, — сказал Таммерлан, все еще холодно, — но людям, оказавшимся похороненными там, внизу, помощь нужна сейчас — даже если это будет организовано не самым лучшим образом — и намного сильнее, чем им будет нужна хорошо организованная помощь после того, как они умрут от удушья или переохлаждения. Вы согласны?
— Да, сэр. Конечно!
— Хорошо. Рад это слышать, Орбита. И, поскольку мы пришли к согласию, почему бы вам не передать остальные боты коммандеру Харрингтон пока вы сами не «реорганизуетесь» на планету?
— Конечно, сэр. — прозвучало это так, словно Новая Тюмень жевал десятисантиметровые железные шипы, но ничего другого ему не оставалось. — Браво-Три, — продолжил коммандер через мгновение и Хонор не нужна была никакая эмпатия, чтобы распознать едва сдерживаемую ненависть в его скрежещущем тоне, — командование переходит к вам, пока я не спущусь на планету. Всем остальным пилотам, вы переходите под команду Браво-Три до дальнейшего распоряжения.
— Принято, Орбита. — Хонор приложила все силы, чтобы скрыть нотки триумфа в ее голосе, но знала, что это ей не удалось и, почему-то, слушая подтверждения командиров остальных групп, она не могла заставить себя сожалеть об этом должным образом.
— Всем ботам следовать за Браво-Три, — более четко продолжила она. — Группа Чарли, пристраивайтесь справа. Отель, ваша сторона — левая. Мы начнем с пролета развернутым фронтом вниз вдоль траектории схода лавины делая полное тактическое сканирование. Люди, выжмите все из тепловых датчиков. Весь тот мусор, что принесла лавина, может свести с ума наши сонары и радары, так что термоскопы сегодня наш лучший друг. Затем…
Она продолжала отдавать приказы ясным, сильным голосом, но, глядя на полосу разрушений под ними, она сознавала где-то в глубине, насколько вероятно то, что все их усилия окажутся бесполезными для тех, кто в нее попал.
— Ранджит? Ранджит ?
Ранджит Гибсон застонал, когда маленькая рука потрясла его за плечо. Глаза его раскрылись и он моргнул, стараясь сориентироваться.
Голова его лежала у сестры на коленях. Она склонилась над ним, с затененным лицом, вглядываясь в него с нетерпением и он сумел потрепать ее правой рукой по колену, прежде чем повернуть голову и оглядеться. Вагончик подъемника накренился под странным углом, отметил он про себя, и освещение было неправильным. Не было струящегося сквозь кристаллопластовую крышу солнечного света, свет был тусклым, как в мрачном сумраке. Затем, с почти болезненной внезапностью, пришло понимание. Не удивительно, что свет был тусклым! Он исходил от единственного из аварийных светильников вагончика, расположенного где-то позади Сьюзан.
Он попытался сесть и резко вскрикнул от внезапного, пронзительного приступа боли. Рука Сьюзан сомкнулась у него на плече в тот момент, когда она поняла, что он собирается делать, и сильно толкнула его вниз.
«Жаль, что она не распознала мои намерения чуть быстрее», — подумалось ему с необычной отстраненностью в то же время, когда он стиснул зубы в попытке удержать мучительный стон, все еще бившийся у него в горле. Абсурдное несоответствие между столь сильной испытываемой им болью и ясностью мысли развеселило его, хотя он никак не мог понять, что же он в этом нашел такого смешного. Ранджит заставил себя вновь потрепать Сьюзан по колену.
— Все… — он закашлялся. — Все нормально, Сюз. Я… в порядке.
— Ничего подобного, — ответила ему она и дрожащая в ее голосе смесь ужаса и решимости сохранять самообладание заставила его сердце сжаться. — Обе твои ноги зажаты. И, полагаю, правая сломана. И я не знаю где мы или… или что нам делать, и…
Сьюзан заставила себя остановиться и перевести неровное дыхание, почувствовав, что ее с трудом удерживаемая дисциплина начинает распадаться. Взглянув в затуманенные болью глаза брата в полумраке, она на мгновение прикусила губу, а затем заставила себя продолжать.
— И, я думаю, все остальные… мертвы, — тихо сказала она, а рука Ранджита стиснула ее колено.
Он взглянул на нее, пытаясь заставить работать свой мозг, и настала его очередь сглотнуть при воспоминании о волне снега и камня, обрушившейся со склона на вагончик подъемника. Он не мог отчетливо вспомнить ничего после этого, только ощущение потрясения, резких рывков, да вопли ужаса пассажиров вагончика, которым лавина играла в воздухе, как кошка с бумажным бантиком. Наверное, это было хорошо, что он не помнил деталей, подумал он все с тем же необычным ощущением отстраненности.
«Быть может это шок? — предположил он. — Возможно, поскольку Сюз чертовски права насчет моей правой ноги. Быть может и левая тоже сломана, по тому, как я ее ощущаю».
Но он помнил достаточно, чтобы ощущать смутное изумление, что хоть кто-то выжил, и когда до него дошло, что Сьюзан должна быть практически невредимой, поскольку вообще сумела положить его голову себе на колени, он ощутил огромную благодарность.
— Помоги… помоги мне сесть, — попросил он через мгновение.
— Нет! Твоя нога…
— Я должен осмотреться, Сюз, — сказал он сквозь зубы. — Просто помоги мне. Я… позволю тебе поднять меня. Не буду напрягать мускулы ног и живота. Обещаю.
Он выдавил улыбку на бледном лице. К счастью, сам он, в отличие от Сьюзан, не представлял, как жутко она смотрелась в тусклом аварийном освещении. Она несколько секунд смотрела на него с сомнением, вспоминая его беззвучный вопль, когда он попытался двинуться самостоятельно, и желудок ее сжимался при мысли о том, что это может причинить ему еще больше боли. Но, в то же время, она сознавала, насколько отчаянно нуждается в руководстве старшего брата, насколько ей хочется снять груз принятия решений со своих плеч. И следом за этой мыслью почувствовала презрение к самой себе за то, что хотела переложить этот груз на столь тяжело раненого Ранджита. Но он был практически в полтора раза ее старше и ей была необходима его помощь, чтобы решить, что делать дальше. А еще она была напугана, как бы тщательно она не пыталась это скрыть.