— Вояка! Небось, от фронта прятался, а теперь немцам прислуживать!
— Подавайся, парень, в полицаю, там жирок-то нагуляешь!
— Нас ловить будешь!
— На большее-то и не способен.
И в словах этих прозвучала уже не шутка, а что-то откровенно злое, оскорбительное. Хлопец поспешил затеряться в толпе.
Наконец к женщинам подошли двое — немец и русский. Разговор шел по-немецки, и Вера понимала все до слова.
— На электростанцию поставить вот их,— говорил немец.— Женщины добросовестнее этих... И потом... когда же вы сделаете так, чтобы люди, которых мы вызываем, работали? Удивительный у вас характер!
— Я уже советовал вам, пан директор,— угодливо говорил прислужник, — обязательно ввести табель. Тогда никто не осмелится удирать с работы.
— Ах, не знаю, что там делать! Табель! Я знаю, что на этих... ваших земляков... нужна веревка. Предприятие! Я все время твержу, что его надо вывезти отсюда. О, у нас в Пруссии оно бы заработало!
— Не сомневаюсь. Но, смею заметить, оно работало и до вашего приезда...
Немец глянул на русского как-то недоверчиво.
— И потом... проволокой, проволокой! Сегодня же обнести электростанцию проволокой, и я поставлю охрану. Я дал слово гебитскомиссару, что электростанция будет давать свет.
Женщин поставили в ряд. Немец стоял поодаль, а прислужник, как взъерошенный петух, в коротком рыжем демисезонном пальто с поднятым воротникрм, бегал перед женщинами, заглядывая каждой в лицо. Это было и противно, и смешно. Наконец он спросил:
— Евреек среди вас нет?
Женщины молчали.
— Вот ты... — Он остановился перед Верой.— Грамотная?
Вера молчала.
— Пойдешь табельщицей. На электростанцию!
— Я пойду вместе со всеми.
Женщина в платке тронула ее за локоть и что-то шепнула. Что именно — Вера не разобрала, однако поняла, что надо соглашаться.
— Я думала, вы направляете меня в другое место,— неловко поправилась она.
— Солидарность! — буркнул предатель и подал команду. — За мной!
Их привели к электростанции. Здание уже было обнесено колючей проволокой. Несколько мужчин вкапывали столбы для второго ряда. Веру оставили в небольшой проходной будке, а всех остальных повели на биржу. Только час спустя явился тот же самый человек в коротком пальто и объяснил, в чем будут состоять ее обязанности.
— Завтра вам передадут списки всех рабочих и жетоны. Кто не снимет жетон, тот отсутствует. При выходе — отбирать. В другие ворота — пропуск только с жетоном, там будет военная стража. Однако жетон дает право на проход. Вы понимаете, какая на вас возлагается ответственность? Мы боремся с саботажем. И еще... я боюсь диверсий. Так что... Провороните — и вам галстук на шею, и мне. Ничего не поделаешь! Хочешь жить — делай, что велят.
Вера молчала.
X
Вернувшись домой, она долго стучала, пока Нина открыла дверь. И сразу же, как только дала Вере есть, исчезла в кухне. А Вере хотелось поделиться впечатлениями, попросить совета. Она все боялась, что, согласившись работать табельщицей, изменила своему принципу. Ждала Нину. Однако — совершенно неожиданно для Веры — в комнату вошел Кравченко.
— Не помешаю? — спросил он, усаживаясь на стул и складывая костыли.
Курчавая борода делала его старым, но глаза на этом усталом, бледном лице человека, который перенес тяжелую болезнь, горели по-молодому. Он пристально смотрел на Веру, и ей было неловко под этим взглядом. Однако она не выдала своей неловкости, и, наверное, это как раз и привело к тому, что случилось в следующую минуту.
— Вера Васильевна! — сказал Кравченко после достаточно, долгого молчания.— Мне Политыко сказала сегодня, что вы не в курсе дела. Это и хорошо и плохо. Я кое-что узнал о вашем прошлом и решил быть откровенным... тем более, что многого и не утаишь... Там, в вашей кухне, в шкафу стоит радиоприемник и...— Он вдруг позвал:— Нина, идите сюда!
Нина вошла, засмеялась, как-то виновато чмокнула Веру в лоб, передала Кравченко какие-то листки. И еще не пришедшая в себя Вера услыхала:
— От Советского информбюро?..
Кровь толчками прилила к лицу, и ей стало жарко. И когда Кравченко, кончив читать, сказал:
— Я хочу, чтобы вы знали... Всякая нвдоговоренност вредит дружбе, а мы должны дружить. Факт?
Вера, как зачарованная, повторила:
— Факт,
Нина засмеялась.
— Я не имела права говорить без разрешения, поверьте мне, Верочка!