— Я не намеревался причинять боль именно тебе. Мне просто хотелось ударить кого-нибудь.
Она вырвалась.
— Да не в физическом смысле… Ты хоть подумал о том, как мы себя чувствовали, когда ты взял и уехал, — выкрикнула она в воздух, — рисковать своей чертовой жизнью!
— Это не твое дело.
— Ты не можешь просто сказать кому-то: не беспокойся.
Говоря так, она намекала на то, что он вытворил семь лет назад. Ричард чувствовал себя виноватым и решил, что может повернуть время вспять. Он думал, что Линда перестанет к нему тянуться, если он уедет.
Может быть, она вначале думала так же. Но это не сработало. Она все еще продолжала любить его.
— Это было ошибкой! — сказал Ричард.
— Держу пари!
— Твоя идея с уроками альпинизма!
— Нет. Твоя глупая бравада!
Его глаза метали стрелы.
— Я не знаю, что случилось здесь сегодня, Ричард, но ты должен понять, что, по крайней мере, временно не должен совершать восхождения один.
— Тогда я не захочу взбираться, — промолвил он сквозь стиснутые зубы.
— Ты собираешься опять спорить по этому поводу? Хорошо, мы можем заключить сделку. Ты ночуешь в экспериментальном доме. И я жду ответного шага с твоей стороны. Завтра мы подпишем этот договор, потом опять и т. д. Если мы постараемся, то сможем приспособиться друг к другу. — Она сжала кулачки и выставила подбородок, ожидая возражений. — Иначе я вынуждена буду сдать тебя как младенца родителям на руки, рассказав о твоих малопонятных выходках! И Чарльзу, кстати!
Это заставило его криво улыбнуться. Он пожал плечами, как если бы ему было все равно. Но она прочла в его глазах восхищение.
— Ты что-то сказал?
— Звучит как план к действию, — согласился он.
Едва сдерживаясь и чувствуя, как внутри нее все бушует, она шагнула вперед.
Им ничего не оставалось делать, как пожать друг другу руки.
— Твоя мама пригласила меня на обед в пятницу вечером, — пробормотала Линда, порхая вокруг Ричарда с куском бинта, смоченного в антисептике. Подушка ее кресла удобно устроилась под его головой. Приятно. Приятно для его ноющих мышц. Он хотел закрыть глаза и позволить Линде утешать его и успокаивать бесконечно.
Боль от антисептика привела его в себя. Слабость, подумал он. Это его удивило.
— Наверное, Сьюзи и Чарльз уже вернутся к тому времени? — спросила она, нежно дуя на царапину.
Он закрыл глаза.
— Не думаю.
— Я не приду, если это будет неудобно…
— Неудобно для кого?
— Правильно, — она наложила повязку на его лоб, — почему это может быть неудобно. Ты и я просто друзья.
— Забыла? Мы были их главными друзьями на свадьбе.
Линда села на подлокотник, хмуро посмотрела на аптечку скорой помощи и отложила ее.
— Давай не будем говорить о Чарльзе и Сьюзи. С ними мне все понятно. Это ты, — она обвела глазами комнату, — ох, Ричард, ты такой непонятливый.
— Значит ли это, что ты не хочешь быть моим другом? — Его голос был мягким и лениво-беспечным. Он совсем забыл об осторожности.
Его пальцы скользнули по ее руке, потом дальше под рукав мягкой вязаной кофточки. Она прислушивалась к себе, чувствуя, как ее кожу нежно покалывает от его прикосновений.
— Ты спросил, — она пододвинулась ближе, — хочу ли я быть твоим другом. Просто другом. Разве это не то, что ты сказал?
— Нет, это сказала ты.
Ее кожа была гладкой и теплой. Как и все ее тело, будто согретое солнцем. Он закрыл глаза и глубоко вздохнул, думая, что для него она всегда была солнышком — золотым, дарящим жизнь и тепло. Почему ему не хотелось просто наслаждаться ее близостью?
Он нашел ее руку и медленно потянул к себе. Линда склонилась над ним, опершись на подлокотники. Где-то в просторной, чистой комнате тикали часы, заставляя его вспоминать обо всех тех минутах, часах и днях, проведенных без нее, в то время как она была именно тем, что он искал.
Солнышко, ласковое солнышко…
Ее лицо склонилось над ним, щеки нежно розовели, янтарные волосы струились вдоль щек, глаза казались просто огромными. Ее губы приоткрылись, слегка подрагивая. Ричард потянулся к ней изо всех сил, несколько дюймов, разделявших их, показались ему милями. Наконец он взял ее лицо в свои руки, и она стала издавать мягкий низкий звук от удовольствия, напоминающий ровное гудение улья, пока весь воздух вокруг не наполнился волнующими вибрациями. Он почувствовал ее дыхание на своей коже, пьянящий, едва уловимый запах кожи.
Поцеловать ее. Целовать до бесконечности…
— Нет, — застонал он, с наслаждением касаясь ее губ, — это неправильно.