Лиза в изнеможении начала стаскивать промокшие туфли.
…Выпроводив из дому незваных гостей, Михаил долго бродил по пустынному ночному городу. Он знал, что, кроме как в общежитие, Лизе некуда уйти. Но станет ли она с ним сейчас разговаривать?
Кругом было темно и пусто, как осенью. Он свернул в сквер на берегу реки, прислушиваясь к глухим всплескам воды. Пахло прелым прошлогодним листом и сытным паром оттаивающей земли. Михаил сел на скамью и, надвинув плотнее кепку, устало закрыл глаза.
«Надо было сразу все рассказать», — с сердцем, морщась от досады, процедил сквозь зубы Михаил.
Но Лиза сама не стала тогда его слушать, и впоследствии даже не допускала таких разговоров. Видимо, так ей было спокойнее. Потом и он решил, что, может быть, так и лучше. Скорее всего, просто побоялся: не поверит, уйдет. А без Лизы разве жизнь? Ведь он думал… думал, как лучше… И вот, как все обернулось!
«Ну и гадюка!» — вспомнив ненавистное красивое лицо Анны, ее выпуклые холодные глаза, Михаил поежился.
Была ли у него любовь к ней, такая же глубокая, как к Лизе? Нет, это было просто увлечение молодости. И не мудрено: Анна была очень хороша собой. Он робел перед нею, как мальчишка, часами дежурил под ее окнами — лишь бы увидеть ее тень на занавеске. Анна то холодно отталкивала его своей неприступностью, то кокетливо заигрывала с ним, словно подманивала. И чем больше она мучила его, тем сильнее ослепляла своей красотой.
Но вскоре и Анна призналась ему в любви. Михаил, не задумываясь над причиной столь быстрой перемены, как в омут, кинулся навстречу своему счастью.
Они расписались, а через полгода у Анны родился сын. Как ни сильно было увлечение Михаила, простить такого оскорбления он не мог. Анна же считала, что, любя ее, он должен любить и ребенка, и не находила нужным оправдываться. В ее понимании все шло как нельзя лучше: Михаил обеспечивал безбедное житье, а в ответ она старалась быть заботливой женой. Это трогало Михаила, иногда хотелось все забыть, но ребенок ежедневно напоминал ему о позорном поступке Анны, и Михаил понял, что жить с ней не сможет.
Анна аккуратно писала ему, когда Михаила призвали на военную службу. Он сначала изредка отвечал ей, а потом перестал. Назрел разрыв.
Демобилизовавшись, Михаил уехал в другой город. Развод дать Анна наотрез отказалась.
В последнее их свидание Бурков старался убедить ее, что жить с ней не может, так как любит другую женщину. Анна устроила скандал и пригрозила:
— Я все равно тебе покоя не дам.
И только теперь Михаил понял, что не надо было с ней откровенничать. Конечно, она постаралась напакостить и специально для этого приехала с братом.
«Пойду к Чуйкову и расскажу все. Ведь поймет. Человек я», — решил Бурков, с надеждой вглядываясь в восточный край неба, где чуть брезжила заря. Пора было на работу.
Придя на смену, Михаил тут же пошел к секретарю партийной организации. Чуйков принял его сухо.
— Знаком вам этот почерк? — перед ним на столе лежало письмо Анны.
— Да я, собственно говоря, по тому же и пришел.
И Михаил стал рассказывать ему все, как было.
…Лиза лежала в комнате Марфы Никитишны. Она снова и снова перебирала в памяти все события своего замужества, стараясь в них трезво разобраться.
«Дура, подумаешь — ушла. Ну кому ты что доказала? Той на радость… — ругала она себя. — Обманул. А ведь любит. Извелся весь за это время. Завтра, наверное, будет ждать у швейной или сюда придет, только не о чем с ним разговаривать. Все ясно, — противоречивые мысли собирались в один узел, и все было как раз не ясно. — Пылинке сесть не давал, а дочь-то как ждет! Кроватку сам… Она не имеет права решать под горячую руку судьбу своего ребенка… Ведь Михаил столько раз пытался ей все объяснить… Какой же это обман?» — Лиза тонко, жалобно всхлипнула.
— Погоди реветь-то, может, обойдется, — завозилась на сундуке Никитишна. — Перемелется: мука будет. Силы тебе еще пригодятся. Спи.
Лиза села на постели, обняла колени и неожиданно вскрикнула.
— Что ты? — всполошилась старуха и, пошарив рукой по стене, включила свет.
— Видать, с лестницы оступилась. Третий раз так, — Лиза закусила губу, еле удерживаясь, чтоб не крикнуть снова.
Холодный пот выступил на ее маленьком вздернутом носу. Упрямые завитки темных волос прилипли ко лбу, оттеняя его бледность. Боль все усиливалась.
— Вот до чего любовь-то доводит, — недовольно заворчала старуха, слезая со своей удобной перины. Она неуклюже пригладила растрепавшиеся Лизины волосы.