– Что НО? – не выдержал Рахматов. Версия доктора казалась ему возмутительной. – Разве не научились мы преодолевать пространство и время, тормозить рост иных реальностей в теле Земли, строить новые планеты?
– Научились, – согласился доктор. – Но не кажется ли вам, что направленность всех наших достижений несколько однобока? Понимаю, борьба с ФАГом одна из основных проблем сегодня. Но также понимаю, что невозможно спасти человечество, не спасая человека. Не это ли хочет сказать нам Универсум? Сколько столетий назад он посылал сигналы в виде той же онкологии. Мы отказывались замечать их. Не замечаем и сейчас. Не потому ли нас уничтожают, что разум, ради которого Homo sapiens создавался, перестал быть главным ориентиром? Мы не слышим своего Родителя – макрокосм. Непослушное дитя способно причинить вред не только себе, но и окружающим. Но Вселенная лишена родительской сентиментальности, она не поставит нас в угол. Не отшлёпает. Она попросту избавится от своего творения, если творение несёт угрозу.
– То есть, вы полагаете, что онкологические заболевания были знаком?
Доктор прошёл к транслятору, набрал код. Рахматов успел прочитать мелькнувшее над трансляционным полем 'Руслана Гольм'.
– Я захватил истории болезней, чтобы поработать с ними. Уверен, очень скоро вы убедитесь, что я совершенно бесполезен вам и вы вернёте меня туда, где я должен быть. – объяснил Бердин. – Однако посмотрите сюда. – В воздухе проявилась модель человеческого мозга. На фоне полусферы черепной коробки распускалось дерево с тонкими, изломанными ветвями. Кое-где ветви бугрились внушительными наплывами. – Это ПЭТ Русланы – позитронно-эмиссионная томография. Одна из тех самых методик диагностики, которым сравнялось вот уж пятьсот лет. – Рахматов с неохотой подошёл к транслятору. Наглядные изображения чужих страданий мнительного Рушана нервировали.- А вот это… – доктор вызвал из голографических недр ещё один снимок – это я нашёл во Всемирной Информационной Сети после нашего с вами разговора. – Над транслятором подрагивал один из тех сканов, какие в изобилии делались со спутников и были Рушану хорошо известны – чуть сплюснутый Земной шар, с разросшимся в нём кустарником ярко-алого цвета. Как и на первой модели, ветки пузырились наростами, сплетались, порождая новые и новые побеги.
– Позитронное сканирование Земли, – определил Рахматов. – Красным обозначены нагуали.
– Совершенно верно, – Бердин угрюмо смотрел на точно отражавшие друг друга модели. – Не правда ли, похоже? Не знаю, случайно ли такое совпадение, но заставляет задуматься.
Что ответить Рушан не нашёлся. Теория доктора вдруг перестала казаться ему утопией, стала зримой и выпуклой.
Аристарх Щёткин не сомневался, что именно ему удастся сломить сопротивление Шестого. В конце концов, должен же тот понять всю значимость дела, коль уж сам президент ВКБГА взялся за ликбез.
Щёткин остановился, вдохнул полной грудью пахнущий озоном, словно после хорошей грозы, воздух.
– Эмерия первая рукотворная планета. Опытный образец, так сказать. И весьма удачный. Как вам кажется?
– Да, здесь красиво, – вынужден был согласиться доктор. – Но почему Эмерии нет в эмиграционных списках 'челноков'?
– Это узкопрофильная планета, – торопливо ответил Щёткин. Поворот разговора ему не понравился. – Здесь ведутся разработки, требующие огромных затрат, соблюдения высокой точности и некоторой секретности. Но… – Президент цепко глянул на Бердина. – Если вы согласитесь сотрудничать с нами, любые двери на Эмерии будут для вас открыты. И не только на Эмерии.
– Заманчиво, но я не привык заглядывать в чужие окна, – хмыкнул Леонид Сергеевич. – Тем более, когда в собственном доме пожар.
– А не мешало бы заглянуть, – холодно произнёс Щёткин. – Вероятно, именно у соседа вы увидите в углу нечто, что заставит вас изобрести помпу. – Некоторое время шли молча. Наконец, Аристарх счёл, что взаимные колкости не лучший способ добиться ожидаемого. – Безусловно, если в процессе работы появятся вопросы, вы можете обращаться с ними напрямую к любому из ваших будущих коллег.
– У меня есть выбор? – криво усмехнулся Бердин.
– Нет, – улыбнулся Щёткин.
Они прошли в похожую на японскую пагоду беседку, где уже был накрыт кофейный столик.
Бердин внимательно изучал каплю кофе, медленно растекающуюся по блюдцу. Щёткин ему не мешал. Заговорил доктор нескоро.
– Поймите меня правильно, Аристарх Леонович. Я рад бы помочь, но просто не могу породить идею, столь далёкую от областей знаний, которыми владею. Я могу всю жизнь проторчать на вашей чудесной планетке, предаваясь размышлениям, но так и не произведу на свет сколько-нибудь полезную мысль. Отпустите меня, пожалуйста. Меня ждут больные.
Просительные интонации в голосе великана-доктора неприятно поразили Щёткина. Отчего-то именно в это мгновение он понял, что тот не кокетничает, что, действительно, рвётся на спешно покидаемую всеми Землю.
– Рахматов ещё ни разу не ошибался, – жёстко заявил Аристарх. – У вас в рукаве туз, и, пока этот туз не окажется на столе, вы останетесь нашим гостем. Слишком много на ту карту поставлено, доктор!
– Но я мог бы совмещать…
– Мы прекрасно знаем, насколько вы погружены в свою профессиональную деятельность, – отрубил Щёткин. – Вряд ли, занимаясь ею, вы сможете думать о чём-то другом. К тому же, вам потребуется время, чтобы вникнуть в тонкости. Наши лаборатории открыты для вас. А для начала приглашаю на одну увлекательную прогулку, – Аристарх многозначительно глянул на доктора.
– Хотите устроить мне экскурсию по Эмерии? – предположил Бердин.
– Эмерию вы сами посмотрите. Я хочу показать то, с чем вам предстоит бороться – нагуаль. Вы же, насколько я знаю, поклонник конкретики.
– Да, пожалуй.
– Завтра мы направляем к ближайшей сети нагуалей корабль. Это ещё одна попытка внедрить зонд в иную реальность и получить хоть какие-то сведения о тех законах, которые проникли в наш мир. Буду рад видеть вас на борту. Посмотрите, с чем мы имеем дело.
– Экскурс в Зазеркалье, – съязвил Бердин.
– Надеюсь, до этого не дойдёт, – Щёткин осклабился и трижды стукнул по деревянному столику.
– И, конечно, выбора у меня нет.
Сарказм доктора вышиб искру из всегда невозмутимого президента ВКБГА.
– Конечно, нет! Завтра за вами заедут. Встретимся на космодроме.
– Вы тоже летите? – Было видно, что Бердин удивлён.
– Я принимаю непосредственное участие во всех наших исследованиях, -припечатал Аристарх и вышел из беседки.
Над транслирующей плоскостью клубился пронзённый голубыми червоточинами звёзд мрак. Сколько доктор ни вглядывался, никаких красных паутинок видно не было. Только где-то на периферии вилась тонкая разноцветная лента.
– И где же нагуаль? – не выдержал он.
Сидящий у пульта Рахматов расхохотался.
– Это и есть нагуаль, дорогой Леонид Сергеевич. А вы думали, они и впрямь красные?
– Я видел записи гибели Марса. – Брови доктора сошлись на переносице. – Знаю, что они… похожи на северное сияние. Как вон те, – он указал на ленточку у края поля. – Но вы сказали, что мы подлетели на предельно возможное расстояние к одному из нагуалей.
– Это так, – подтвердил Щёткин. – К числу опасностей для космических кораблей относится и тот факт, что нагуали видны только на большой дистанции. По мере приближения они становятся невидимыми.
– Но их как-то можно заметить?
Рахматов сочувственно глянул на доктора. Сейчас тот выглядел растерянным первоклашкой, что явно для известного и почитаемого хирурга было непривычно.
– Как раз над этим и работаем, – пояснил он. – Мы пытаемся запустить в нагуаль зонд, чтобы выявить какой-то характерный признак изменённой реальности. Если у нас будут такие сведения, мы сможем разработать на их основе датчики для навигации космических аппаратов. Знали бы вы, доктор, – голос Рушана дрогнул – сколько людей погибло, попросту не заметив, что впереди раскинуты сети ФАГа.
– Но… как же…