– Пока мы ориентируемся исключительно по картам, которые составляются непосредственно перед стартом корабля, – объяснил Щёткин. – Отсматриваем траекторию полёта и, если обнаруживается, что её пересёк нагуаль, корректируем. Это единственное, что мы можем сделать. Но давайте к делу. Все готовы?
– Первый готов, – отозвался голос из динамика.
– Второй готов, – выкрикнул другой.
– Третий…
– Четвёртый…
Бердину казалось, что его отбросило на многие века назад, в те времена, когда ещё на Земле шли войны. Впервые пронзило осознание – в его мире война. И равняться с противником не приходится.
– Огонь, – отдал команду Щёткин.
Пол под ногами содрогнулся – вырвались из шахт термоядерные ракеты. По трансляционному полю понеслись четыре зелёных огонька.
– Неужели нагуаль можно взорвать? – спросил Бердин, с тревогой глядя в иллюминатор. – И корабль при этом не пострадает?
– Взорвать нельзя, – продолжил свой ликбез Аристарх. – Было б можно, давно расчистили бы, как минимум, Солнечную систему. Да и возможно ли взорвать принципы существования какой-то реальности? Боеголовки оснащены сверхпрочными зондами. Если удастся вклинить в нагуаль хотя бы один – уже победа. Пока не получалось. А корабль… Вы неверно представляете себе, что значит 'предельно возможное расстояние', – Щёткин досадливо прищёлкнул языком. – Нагуаль окружён, так называемой, 'шубой' – Абсолютно Мёртвым Пространством. Это пространство уже заражено и живёт по непредсказуемым для нас законам. Вот оно-то и сводит все наши попытки к нулю.
В этот момент иллюминатор озарился ослепительной белой вспышкой. По чёрной вселенской пустоте, расплываясь, потекли огненные волны. За первой полыхнула вторая. Третья. Сияющий прилив ещё мгновение дрожал в непроницаемом мраке космоса и вдруг стал скручиваться спиралью – точно его поглощала гигантская невидимая воронка.
– Снова 'шубу' не прошли, – скрипнул зубами Рахматов.
– Первый – цель не достигнута.
– Второй – цель не достигнута, – отрапортовали динамики.
– Четвёртый – цель не достигнута.
Щёткин с Рахматовым переглянулись.
– А где третий? – поинтересовался доктор, озвучив общий вопрос.
– Третий! – гаркнул Аристарх так, что все находящиеся в отсеке вздрогнули.
– Третью не вижу, – взволнованно сообщил динамик. – Аристарх Леонович, не вижу третью!
– Прошёл? – едва слышно вымолвил Рушан и защёлкал кнопками на приборном щитке.
– Нет третьей, нигде нет, – бормотал динамик и вдруг радостно воскликнул. – Ребята, нет её! Прошла!
Рушан вскочил и бросился к Щёткину.
– Аристарх Леонович, господин президент… – Он взмахнул руками и заметался от Аристарха к транслятору и обратно. – Разрешите мне! Я физик, я лучше данные сниму! Ну, что мы сейчас Викешу… то есть, простите, Третьего отправим! Он же вояка, хрен знает… то есть…
– Рахматов сядьте! – осадил его Щёткин. – Не забывайтесь! Я сам военный. На случай прохождения зонда в нагуаль существуют чёткие инструкции! – Президент отвернулся от взлохмаченного Рахматова и отдал распоряжение. – Третий, выводите батискаф, закрепляйтесь. Мы на базу. Ждём от вас вестей.
– Есть!
– Почему же не остаться кораблю? – недоумённо поднял брови Бердин.
– Корабль не оснащён нужным оборудованием для принятия сигналов с зонда, – убитым голосом сообщил Рушан. – Это грузовое судно-ракетоносец. Батискаф – автономный аппарат, он не может развивать такую скорость, какую развивает корабль, поэтому доставляется на место им. Зато напичкан под завязку! – Рушан обиженно смотрел в иллюминатор. Казалось, его не приняли в захватывающую дух игру. От корабля отделился серебристый шар. Медленно поплыл в чернильном океане, посверкивая круглыми боками. Рахматов понурился. – Отходим.
К физику приблизился Щёткин, положил ему на плечо руку.
– Не теряй голову. Обработка данных с зонда может быть проведена только в лаборатории. Или тебе интересней сидеть на вышке и выкрикивать, что там видно? – Аристарх подмигнул.
– Да, как-то я… – Рушан выдавил из себя извиняющуюся улыбку.
– Смотрите! – Доктор указывал в иллюминатор, борода у него тряслась.
Рахматов со Щёткиным резко обернулись. Со стороны Мёртвого Пространства неслась невредимая, словно отбитая в смертельном пинг-понге, ракета.
– Чёрт возьми… – на выдохе прошептал Аристарх, но тут же собрался и коротко спросил:
– Направление?
– Корректируется по нашей траектории, – так же коротко ответил пилотирующий корабль астронавт.
– Скорости уйти хватит?
– Трудно сказать, скорость движения ракеты не соответствует заданным нами параметрам.
– Так рассчитайте! – рявкнул Аристарх.
Рушан метнулся к приборам. Астронавт забегал пальцами по панели программного управления.
– Вы её видите?! – завибрировал динамик голосом Викеши.
– Видим! Третий, отходите. Если рванёт, и вас достанет, – прошипел в передающее президент. – У батискафа только астероидная защита – зонтик от лавины!
– Скорость не определяется, – доложил Рахматов. – Точно глушилки на эту тварь поставили. Не берёт наша аппаратура.
– Да чего тут определять?! – взвыл доктор, тыча в иллюминатор. – Видно же, догоняет.
Точка на радаре неумолимо настигающая корабль внезапно мигнула и исчезла.
– Ушла? – оторопел Рахматов.
Щёткин бросился к иллюминатору и, мгновение спустя, отметил:
– Хрен! Локаторами не определяется. А так… в реали общаться желает. – Стоящий рядом с президентом Бердин примёрз взглядом к растущей с ошеломляющей скоростью 'звезде'. – Курс?!
– Манёвры проведены. Корректируется по нашей траектории, – повторил астронавт.
– Самоликвидация ракеты?
– Не срабатывает.
Надвигающаяся 'звезда' в иллюминаторе выросла и превратилась в рассекающую галактический простор 'акулу'.
– Уходите! С траектории уходите! – бесновался динамик.
Викеше Щёткин не ответил. Обернулся к застывшему у пульта управления астронавту.
– Передайте на базу, в ходе экспериментов термоядерные боеголовки не использовать. Нагуаль обладает способностью перепрограммировать исходные данные в случае прохождения ракетой зоны Мёртвых Пространств. – Сквозь металл в голосе Аристарха вдруг пробилась горечь. – И надо было нам эту чёртову 'шубу' проковырять! И ни одной противоракетки! Хотя… – президент снова подошёл к иллюминатору. На остроносой морде 'акулы' уже можно было рассмотреть бокс с надёжно спрятанным в нём зондом. -…слишком близко. Простите нас, доктор.
Бердин только махнул рукой.
– А ведь это разум, – проговорил Рахматов едва слышно. – И вполне понятный нам. ФАГ защищается.
– Зона Мёртвого Пространства ракетой пройдена. Вернулась, голуба. Наша она теперь! Теперь послушается, – прорезал тишину голос Викеши. – Выхожу на связь с зондом.
– Третий! – Щёткин побледнел. – Активизированный зонд пилотирует ракету-носитель и отделяется только при термоядерной реакции!
– И я про то,- откликнулся динамик. – Куда он, туда и она! Ракета – дура, зонд – молодец! Включаю позывные,
– Третий! Викентий!
– Ничего, Аристарх Леонович, у вас там Несущий, интраморфы… До встречи! Надеюсь, до нескорой!
Связь прервалась.
Серебристый шар изо всех сил рвался вверх, уводя за собой смертоносного преследователя. Острый нос ракеты задрался и вслед за батискафом отклонился вправо. Расстояние между ними сокращалось. Скоро оба объекта превратились в крошечные искры. Через мгновение беззвучный взрыв озарил притиснутые к иллюминатору лица. В холодном космическом вакууме расцвёл ослепительный страшный цветок.
Щёткин ударил кулаком в стену.
Рахматов и Бердин вскрикнули.
Воздух в секторе зазвенел и стал покрываться ледяной коркой тишины.
5. Четырнадцать страниц
После той трагической 'прогулки' что-то в душе доктора надломилось. Каждое утро Леонид Сергеевич безропотно отправлялся в лаборатории. На шестом десятке он чувствовал себя 'хвостатым' по всем предметам студентом. Нагромождение неведомых приборов, китайская грамота цифр и терминов заставляла втягивать голову в плечи. Вопросы его оставались наивными, а рассуждения сначала веселили аномалийщиков, потом начали злить. Даже выглядел теперь седовласый Илья Муромец нелепо – сгорбился, походка стала неуклюжей и суетливой, в глазах застыла неуверенность. Уже несколько раз Рахматов замечал, что от Бердина пахнет перегаром. Рушан всерьёз задумался, уж не своеобразный ли юмор продемонстрировал жестокосердый Универсум, указав этого далёкого от Большой Игры эскулапа. Нарастало изматывающее чувство вины и нехорошей унижающей жалости. Именно эта жалость гнала вечерами Рахматова в роскошные апартаменты, выделенные доктору. Тот встречал без энтузиазма. Визиты, скорее, терпел и не мог скрыть стыдливой радости, когда незваный гость уходил.