Чтобы получше присмотреться к жизни батареи, узнать перед заседанием бюро настроение курсантов, Вашенцев прямо с утра отправился в первый взвод, который занимался физической подготовкой. В новом, недавно построенном спортивном зале курсанты отрабатывали упражнения на турнике, брусьях и на других снарядах. Занятия проводил преподаватель физкультуры капитан Сазонов. Лейтенант Беленький помогал ему, показывал курсантам, как нужно выполнять наиболее сложные упражнения. У Беленького все получалось очень расчетливо и ловко. И Вашенцев, остановившись в стороне, следил за ним внимательно, с удовольствием.
«Что хорошо, то хорошо, — отмечал про себя Вашенцев. — И дело человек знает и выполняет его добросовестно. Да и с курсантами у него отношения понятные, не то что у Крупенина».
Следом за Беленьким к снарядам подошли Яхонтов, Иващенко и Винокуров. И хотя выполняли они упражнения далеко не с таким умением, как Беленький, Вашенцеву их усердие понравилось. Он вспомнил, как в этом же зале на первом занятии длинный Яхонтов долго и смешно болтал ногами, пока вскинул свое непослушное тело на скользкие непокорные брусья. А маленький Винокуров, для того чтобы дотянуться до перекладины турника, хватался прежде за стойки, прочно прикованные к дощатому полу. Сейчас, глядя на курсантов, Вашенцев подумал, что вообще третья батарея могла вполне стать лучшей в дивизионе, если бы не подпортил дело Крупенин.
— А где Красиков? — спросил он у Беленького. — Позовите его сюда.
Прибежал Красиков в распоясанной гимнастерке и второпях не мог сообразить, как ему держаться перед майором в таком виде. Вашенцев строгим, начальственным тоном приказал:
— Вот что, Красиков. Покажите-ка, чему вы научились на спортивных занятиях!
Они ушли в глубь зала, где были свободными висячая трапеция, канат и «конь», обтянутый новым блестящим дерматином. У Красикова лучше всего выходило на канате. Он мог взбираться до верху два раза подряд без передышки.
— Ну что же, — сказал Вашенцев подобревшим голосом. — Неплохо. Кое-что умеете. — И тут же спросил: — А как с настроением? Разговорчики об уходе прекратили?
Красиков молчал, опустив голову.
— Стыдно, что ли? — продолжал допытываться Вашенцев. — А может, все еще не отказались от своих намерений?
— Не знаю, товарищ майор, — тихо, с неохотой ответил Красиков.
— Как это не знаете? Вы что, смеетесь?
— Никак нет, товарищ майор, не смеюсь.
У Вашенцева кровь ударила в лицо. Он спросил раздраженно:
— Это как же понять, товарищ Красиков? Выходит, вы так и остались при своем мнении, а?
Курсант не ответил, только неловко пожал плечами. Вашенцев подозвал Беленького, спросил:
— Где командир батареи?
— Ушел в учебный корпус, — ответил Беленький.
— Зачем?
— Не знаю, товарищ майор. Сказал, что будет там. Разрешите позвать?
— Не надо. Я сам найду, — сердито бросил Вашенцев и, резко повернувшись, быстро зашагал к выходу. Он знал точно, что сейчас в учебном корпусе нет ни одного курсанта из третьей батареи, и поэтому был уверен, что Крупенину делать там совершенно нечего. «Это он не иначе, как с капитаном Корзуном какие-нибудь новые проблемы обсуждает, — размышлял по дороге Вашенцев. — Вот же нашел работу. Уж просился бы тогда на другую должность, что ли, поближе к технике». И тут же его осенила заманчивая мысль: а что, если поговорить об этом с генералом Забелиным. Может, что и получится. Ведь есть же в училище такие должности. «Да, да, поговорю обязательно», — решил он, пожалев, что не додумался до этого раньше.
Крупенин и в самом деле оказался в электротехнической лаборатории, где специалисты-электрики устанавливали новое оборудование, меняли проводку, делали каждое учебное место пригодным для практической работы курсантов. Крупенин и Корзун стояли в глубине лаборатории и беседовали, водя пальцами по разложенным на столе схемам. Вашенцев вызвал Крупенина в коридор и, опалив его недобрым взглядом, спросил:
— Вы чем тут занимаетесь? В лаборанты, что ли, подрядились?
— Да вот капитан пригласил посоветоваться, — спокойно ответил Крупенин, стараясь не замечать раздражения Вашенцева. — А у меня как раз время свободное.
— У лейтенанта Беленького тоже время свободное, а он в спортзале с курсантами. Ясно?
— Ясно, товарищ майор. Но ведь лаборатория тоже для курсантов.
— У нас все для курсантов, — бесцеремонно отрезал Вашенцев. — Но при каждом деле есть ответственные люди. А вы в чужой огород забрались, товарищ Крупенин. Зачем? Вы в своем должного порядка навести не можете. Опять ваш Красиков воду мутит. Вы одно говорите, он — другое. Кому верить прикажете?
...Заседание бюро началось в точно назначенное время в кабинете Вашенцева. До сих пор здесь проводились только служебные совещания, а все другие — в ленинских комнатах или в батарейных канцеляриях. На этот раз майор сделал исключение, чтобы подчеркнуть важность поставленного на обсуждение вопроса.
На заседание, кроме членов бюро, были вызваны только двое — Крупенин и Беленький. Но едва начал Вашенцев излагать суть дела, как распахнулась дверь и торопливо вошел полковник Осадчий, хмурый и очень недовольный.
— Что же вы не сообщили, товарищи? — с упреком спросил он. — Узнал ведь совершенно случайно.
— Да мы так, на скорую руку, — объяснил Вашенцев.
— Тем более, — сказал Осадчий.
Вашенцев старался держать себя независимо, не выказывать никакого волнения, и все же нервозность пробивалась и мешала докладывать. Он смотрел в свой блокнот на заранее приготовленные резкие слова, но был вынужден смягчать их или отбрасывать вовсе. Он излагал теперь сами факты: уход Красикова с занятий, его прошлые и сегодняшние разговоры о нежелании учиться и стремление Крупенина представить все это как невинные шалости незрелого мальчика.
— Ну что это, товарищи? — оглядывая членов бюро, опрашивал Вашенцев. — Разве это серьезно?
Вашенцев знал наперед, что заставить Крупенина каяться — дело весьма нелегкое. Но майору хотелось добиться своего во что бы то ни стало.
— Послушайте, Крупенин, неужели и теперь вы не видите, что Красиков разгильдяй? И вообще, зачем вам нужно раздувать этот костер, когда можно без труда затушить его?
— Это вы раздуваете, товарищ майор, — возразил Крупенин..
— Я?.. Мило-весело! Может, расшифруете эту свою реплику?
— Позвольте, позвольте, — вмешался вдруг Осадчий. — А вы сами-то уверены, что Красиков разгильдяй?
Вашенцев недоуменно развел руками:
— Странный вопрос, товарищ полковник.
— Вот как? Зачем же вы задали его Крупенину?
— Крупенин защищает Красикова, товарищ полковник.
— А вы, значит, обвиняете? Интересно. У вас как в суде. Ну что ж, тогда и мне кое-что выяснить позвольте... Скажите, известно ли вам, что произошло дома у Красикова? Почему его мать лежит сейчас в больнице? Почему, наконец, он скрывает это все от друзей и от вас лично, товарищ майор?
Глаза Осадчего, как острые буравчики, впивались в Вашенцева.
— Вы хотите сказать, что нам не следует разговаривать о своих делах на бюро? — спросил Вашенцев.
— Наоборот, — возразил Осадчий. — Это очень хорошо, что вы собрали бюро. Но вы старательно уходите от главного.
— А именно? — Вашенцеву не хотелось терять своей независимости.
— Людей вы своих не знаете, — продолжал Осадчий.. — И узнать не стараетесь. По внешним признакам судите: написал курсант рапорт — плохой, сказал что-то необдуманно — тоже плохой. А почему плохой? По какой причине? В чем, так сказать, соль? Ключ в чем?
Глаза-буравчики не отступали от Вашенцева, так и кололи его. Нужны были усилия, чтобы выдержать этот взгляд. А тут еще члены бюро, будто сговорившись, поддакивать Осадчему стали: верно, дескать, есть грех такой в дивизионе.
— Разрешите мне? — попросил слова Крупенин и встал, упершись, ладонями в спинку стула. — Я вот что скажу, товарищи. Нас волнуют сейчас неприятности, связанные с Саввушкиным и Красиковым. Это понятно. Конечно, жить спокойно куда лучше, нежели в тревоге и неприятностях. Но ведь речь-то идет о людях, о наших младших товарищах. Так почему же мы не спросим себя: а что каждый из нас сделал, чтобы помочь, например, Красикову?