Потом, когда курсанты разошлись по классам и лабораториям, Вашенцев отправился в управление. Здесь в длинном узком коридоре его поймал подполковник Аганесян и сообщил ошеломляющую новость: приехала Ирина.
Вашенцев оторопело смотрел в лицо подполковнику и никак не мог понять, правду говорит он или шутит.
— А что вы так растерялись? — спросил Аганесян удивленно. — Не ждали, что ли?
— Да нет, ничего, — ответил Вашенцев, неловко поеживаясь. — Спасибо, что сообщили, товарищ подполковник.
Но беспокойство не утихало. Шутка ли? Сколько лет молчала и вдруг приехала без письма, без телеграммы, как с неба упала. И главное, в какой момент приехала, надо же так подгадать.
По дороге к проходной Вашенцев то ускорял шаги, то замедлял, не зная, как ему вести себя с Ириной, что говорить, ей при такой внезапной встрече. «А может, она решила все-таки бросить свои вольфрамы и вернуться? — раздумывал он. — Нельзя же всю жизнь путешествовать по тайге да сидеть за научными трудами. Надо когда-то и жить».
У проходной Вашенцев на секунду остановился, поправил ремень на шинели и потом уже вошел в комнату, что находилась рядом с комнатой дежурного. Ирина стояла у окна, тонкая, строгая, в коротком драповом пальто и в маленькой шляпе.
— Здравствуй, Ирина! — Вашенцев старался говорить как можно тише, чтобы не было слышно за дверью у дежурного.
Она ответила коротко:
— Здравствуй. — И, чтобы все сразу стало ясно, торопливо, волнуясь, объяснила: — Ты не поражайся, пожалуйста. Я, видишь ли, в Сибирь еду, в экспедицию. Ну вот и решила остановиться. Когда-то ведь нужно это сделать. Нельзя так: быть чужими, а формально считаться женой и мужем. Верно?
— Да, да, совершенно верно, — согласился Вашенцев. — Но ты расскажи, как там Леночка себя чувствует? Большая, наверное, стала?
Ирина вздохнула, брови ее слегка сдвинулись, образовав печальную складочку над переносицей.
— Ты чего молчишь? Что-то случилось? — спросил он упавшим голосом.
— Нет, — сказала Ирина, — с Леночкой все хорошо. Я только не поняла, почему ты не захотел, чтобы мама привезла Леночку к тебе погостить. Они были так настроены.
— Ах, ты вон о чем, — вспомнил Вашенцев и, боясь, что Ирина может догадаться обо всем, стал торопливо убеждать ее: — Служба такая, понимаешь? Просто дышать некогда. Но я не против. Я приглашу их, обязательно приглашу, ты не сомневайся.
— Так разве дело в моих сомнениях?
— Но все же, — пожал плечами Вашенцев. — А ты сама-то как? Может, уж хватит путешествовать? Может, и отдохнуть пора?
— Что ты, Олег, какой отдых! Столько вольфрама сейчас нужно, просто представить трудно.
— Послушай, Ирина. — Вашенцев понизил голос, почти до шепота: — Ты можешь задержаться дня на три или на два? Уж очень время сейчас неподходящее. Командующий вот-вот появится. К учениям ответственным готовимся.
— А я тоже очень тороплюсь, — сказала Ирина. — Даже на день задержаться не имею права.
— Ну вот, — нахмурился Вашенцев, — когда же ты о себе подумаешь? А может, бросишь все, а? Квартира у меня есть. Зарплаты нам хватит. А скучно будет, сможешь устроиться куда-нибудь педагогом или в библиотеку. Без дела не будешь.
Ирина, опустив голову, молчала. Ей не хотелось заводить разговор о том, о чем они говорили уже много раз, из-за чего всегда ожесточенно ссорились.
— Ну ты подумай все же, — сказал Вашенцев. — А уж если решишь с этим самым оформлением, тогда сообщи. Я сам в Сибирь к тебе приеду. Подальше от разговоров. Он спохватился, что не предложил Ирине стула в суматохе и попытался было сделать это сейчас, но Ирина запротестовала:
— Нет, нет, не нужно. Я пойду.
— Тогда я проведу тебя на квартиру, — предложил Вашенцев, с беспокойством посмотрев на часы, — побудешь до поезда, отдохнешь.
— Нет, нет, не беспокойся, Олег. Занимайся, пожалуйста, своими делами. Я устроилась в гостинице.
— Зачем же? — сказал Вашенцев. — Ну, я приду проводить тебя, если не задержит командующий.
— Ради бога, никаких провожаний. Я уже отвыкла от твоих нежностей, Олег. И мы ведь обязательно поссоримся. Я уверена.
Вашенцев проводил Ирину до троллейбуса. Он проехал бы с ней и дальше до гостиницы, непременно поговорил еще, если бы не ожидал командующего.
Вернувшись в дивизион, Вашенцев долго сидел в своем кабинете наедине с тяжелыми, гнетущими думами. Вспомнился Горск, запорошенные тополиным пухом дорожки городского парка, одинокая, изнывающая от жары птица в густом низкорослом ольховнике. Потом встал перед глазами домик, куда почти каждый вечер прибегала Ирина втайне от матери. И разве мог он, Вашенцев, подумать тогда, что так недолговечно, так коротко будет его счастье...
Генерал-полковник Мартынов и начальник училища Забелин появились в дивизионе Вашенцева во второй половине дня, когда свалившееся к западу солнце глядело прямо в окна, а под его лучами волжская плесовая волна в помещении третьей батареи играла, как живая. Командующий долго присматривался то к одной стене, то к другой, потом спросил, улыбнувшись:
— Это чья же такая выдумка?
— А вот он, главный закоперщик, — сказал Забелин, показав на Вашенцева.
— Сами, что ли, выводили? — поинтересовался командующий.
— Никак нет, — ответил Вашенцев.
— Кто же такой мастер у вас?
— Да тут целая группа работала.
— И все художники?
Стоявший в стороне Крупенин не утерпел, доложил:
— Рисовал курсант Красиков, товарищ генерал-полковник. Очень способный человек. Родился и вырос на Волге.
— Вот теперь понятно, — сказал командующий и записал фамилию курсанта к себе в блокнот.
Вашенцев бросил косой и гневный взгляд в сторону Крупенина.
Командующий тем временем спрятал блокнот в карман, еще раз одобрительно оглядел казарму и предложил всем зайти в ленинскую комнату.
— Так вот, — сказал он, опять повернувшись к Крупенину. — Значит, будем воевать. Интересно, как молодые курсанты настроены?
— Ждут, товарищ командующий, — коротко доложил Крупенин.
— Ждут? — Мартынов снял папаху, неторопливо поправил волосы. — Хорошую вы нам задачу задали, товарищ старший лейтенант. Трудную, но хорошую. Правда, кое-кому в штабе, особенно инспекторам, не по душе такая храбрость. Но это понятно: привычка — вторая натура человека, и преодолеть ее так вот, сразу, без боли, не всякому суждено.
Вашенцев слушал командующего и думал с сожалением, что уж очень сильно расхваливает он Крупенина, без всяких к тому оснований.
Мартынов, вероятно, уловил настроение Вашенцева и, пристально посмотрев на него, спросил:
— А как вы, товарищ майор, чувствуете себя перед боем? Может, моя помощь нужна в чем?
— Да нет, товарищ командующий, все уже подготовлено.
— Рекогносцировку провели?
— Так точно.
— Районы возможной высадки десантов «противника» наметили?
— А мы учли это еще во время тренировок.
— Хорошо, если учли. А то я недавно был на одном учении, где вообще дивизион выехал на полигон, как на прогулку: на всем пути ни единой тревоги. Словно нет в мире ни авиации, ни ядерных бомб. Тишь и благодать. Случай, конечно, редкий, но, сами понимаете, тревожный. Да, кстати... — Вспомнил Мартынов и наклонился к Забелину: — Вы беспокоились, кажется, насчет выносных индикаторов?
— Все уже уладили, — сказал Забелин.
— Ну вот и замечательно. Что еще есть ко мне, говорите. Может, какие вопросы личного порядка тревожат?
— Есть один такой вопрос, товарищ командующий, — сказал Забелин и показал на Вашенцева. — Вот командиру дивизиона не повезло у нас. До сих пор в майорском звании ходит. Все сроки уже миновали. Вы помните, наверное, почему задержка произошла?
— Помню, помню. — Мартынов откинулся на спинку стула, подумал. — Ладно, посмотрим, Андрей Николаевич. Только не сейчас, после учений.
Потом, когда командующий и начальник училища ушли из дивизиона, Вашенцев подумал с облегчением: как все-таки хорошо, что ничего не знают они о его семейных неурядицах! И с приездом Ирины тоже все обошлось тихо и мирно: никто не видел ее, кроме дежурного в проходной, никто не говорил с ней. Одно только беспокоило Вашенцева: нехорошо все же вышло, что не сумел он проводить Ирину к поезду, а нужно было, долг мужчины обязывал.