Выбрать главу

Крупенин отер влажный от волнения лоб, сказал чистосердечно:

— Я верю ему, Саввушкину, как самому себе.

— Чувствую, — сказал Мартынов. — Ладно, посмотрю, с генералом Забелиным посоветуюсь. А то, что вы съездили в Усть-Невенку, хорошо, Крупенин. Честное слово.

* * *

Закончилось учение во второй половине дня, когда солнце уже тяжело повисло над ломкой линией горизонта и седые озера старого ковыля отливали матово-стальным блеском.

Мартынов и Забелин с небольшого холма следили, как дивизион, покидая позицию, вытягивался в колонну, готовился к обратному маршу.

— Ну вот, — как бы подытоживая результаты, оказал Мартынов. — Что бы там ни было, а молодые курсанты сегодня почувствовали себя ракетчиками вполне.

— Верно, довольны, — сказал Забелин.

Командующий улыбнулся:

— Теперь мы вашего Крупенина пошлем в другое училище передавать опыт. Учтите.

— Пожалуйста, будем рады.

С позиции ушел последний тягач с пусковой установкой и следом за ним, словно торопясь заровнять вмятины от гусениц и щели, ветер поднял столбы густой коричневой пыли. Туча, которая все время, казалось, стояла, вдруг сдвинулась и, подгоняемая ветром, стала охватывать степь от края до края. Сильнее заволновались ковыли. Запахами земли и влаги наполнился воздух.

— Сейчас, кажется, хлынет, — сказал Забелин и пригласил командующего в машину, которая стояла тут же, неподалеку.

— Да, пожалуй, — согласился Мартынов и первым направился к машине, но, перед тем как влезть в кузов, повернулся к своему спутнику, сказал словно по секрету: — А Саввушкина вы все-таки возьмите, Андрей Николаевич. Не упрямьтесь, Может, и в самом деле человек опомнился.

— Так я уже доложил вам, товарищ генерал-полковник, возьмем, — ответил Забелин и, усаживаясь в машину, объяснил: — Меня ведь в этом деле больше всего смущала торопливость Крупенина. Да и не было у нас такого случая, чтобы человека, отчисленного за нежелание учиться, вдруг опять принять в училище.

— Но вы и показных учений для первого курса не проводили, а теперь провели вот — и неплохо.

— Да, конечно. Жизнь идет. Может, Саввушкин действительно осознал уже все.

— Вот именно. А подать руку вовремя — это очень важно, Андрей Николаевич.

С минуту еще машина стояла на месте в ожидании, когда дивизионная колонна вытянется и выйдет на ближайшую дорогу, потом, легко покачиваясь на буграх и впадинах, побежала следом за колонной. Мартынов расстегнул шинель, вытер платком усталое лицо и снова повернулся к Забелину:

— А теперь вот что, Андрей Николаевич. Присмотритесь к Вашенцеву, пожалуйста. Хорошо присмотритесь. Уж очень самолюбия в нем много. Да и в Крупенине он, похоже, видит не помощника своего, а соперника.

Забелин промолчал.

Над степью нависла длинная ветвь молнии, вместе с гулким раскатом первого весеннего грома полил дождь, крупный, частый, и все вокруг — дорога, холмы, ковыли — тепло задымилось под его обильными струями.

* * *

Перед тем как уехать из училища, командующий побывал в парке и на учебном поле, осмотрел ангары, убежища и укрытия, предназначенные для боевой техники и расчетов. Забелин и Осадчий сопровождали командующего.

— Да-а, устроились вы, конечно, неплохо, — оказал Мартынов раздумчиво. — Но имейте в виду, скоро тесновато вам будет, товарищи дорогие.

Забелин и Осадчий недоуменно переглянулись: почему тесновато, если сделано все по плану, с учетом указаний инженера из штаба округа.

— Это верно, — согласился Мартынов. — Сделано все по плану. И сооружения ваши добротные. Но я ведь о перспективе гадаю.

Когда учебное поле со всеми сооружениями осталось позади, Мартынов остановился и, посмотрев на Забелина и Осадчего, вдруг сказал:

— Понимаете, к чему я клоню, товарищи? Сделали вы очень многое. И мы вас ценим за это. Но в нашем военном деле, сами понимаете, занял позицию, выполнил задание — переходи на другую, не задерживайся, если не хочешь, чтобы противник набрался силы. Так же мы воевали в Отечественную, верно?

— Верно, так воевали, — сказал Забелин. — Но я не представляю, куда вы нас переселять собираетесь, товарищ генерал-полковник?

— Почему переселять? — улыбнулся Мартынов. — Я не о переселении толкую, Андрей Николаевич. Вы помните ракеты, которые мы показывали вам зимой на сборах?

— А как же? Великолепные ракеты. Чудо-ракеты!

— Ну вот и считайте их своей перспективой.

— Это что же, переход на новую технику? — озабоченно спросил Забелин.

— Да, переход, — сказал Мартынов. — Правда, вопрос этот еще решается в министерстве. Могут, конечно, переиграть. Но теперь, после учений, я буду настаивать, чтобы новые ракеты были именно в вашем училище. У вас есть крепкие творческие люди. А это главное. Ну а парки, учебное поле и все прочее перестроить придется. Для расширения территории у вас есть все возможности. В!он она, степь, какая! — Мартынов повернулся и показал рукой в ту сторону, где за корпусами училища и за дальними увалами дремала под солнцем невидимая отсюда высота Ковыльная. — Да и сюда расширять свои владения вам никто не мешает, — полушутливо заметил командующий и посмотрел кверху. Осадчий и Забелин тоже подняли головы.

Над городком от горизонта до горизонта сияло омытое недавним дождем высокое степное небо.

38

На четвертый день после учения, перед вечером, дежурный по батарее курсант Богданов доложил Крупенину, что к нему пришла девушка.

— Какая девушка? — удивился Крупенин.

— Не знаю, — ответил курсант с таинственной улыбочкой. — Блондиночка, симпатичная. Просила доложить.

Старший лейтенант вышел из канцелярии. У двери возле дневального стояла Люся в легком синем плаще, простеньких туфлях и маленьком сером берете, будто школьница.

— О, кого я вижу! — громко воскликнул Крупенин. — Какими судьбами?

Люся улыбнулась и смущенно скользнула взглядом по лицам окружающих.

— Меня врач наша прислала, Любовь Ивановна. Мы с ней тут в медпункте занятия проводим. Иди, говорит, проверь Красикова. Вот я и пришла.

— Что же, проверьте, — сказал приветливо Крупенин и пригласил Люсю в канцелярию, а дневальному приказал побыстрей сходить в парк за Красиковым.

— Так он уже сам скоро прийти должен, — объяснил Богданов. — Время.

— А вы поторопите...

В канцелярии Крупенин помог Люсе снять плащ и берет и, убрав со стола служебные бумаги, усадил девушку на свое командирское место.

— Ох и придирчивый вы народ, медики, — заговорил он шутливо. — Нигде от вас не скроешься, найдете:

— Обязанности, — ответила Люся и объяснила: — Ведь ему, Красикову, давно бы самому побывать у нас в госпитале нужно было. А он, видите, у вас какой: ушел и позабыл все наказы Любовь Ивановны.

— Да, знаете ли, — сказал Крупенин, — тут, конечно, мне нужно было настойчивость проявить. А он, Красиков, что... Не болит нигде — и ладно.

— Вот и все так, — пожаловалась Люся. — Сколько ни говори — ноль внимания.

— Понятно. — Крупенин улыбнулся. В душе он был рад, что Красиков совершенно забыл и о своей болезни, и о госпитале, что вообще все обошлось довольно благополучно.

Когда пришел Красиков, девушка вдруг вспыхнула, но быстро взяла себя в руки и с профессиональной дотошностью стала его допрашивать:

— Ну, как вы себя чувствуете, Красиков?

— Да ничего вроде, все нормально, — пожимая плечами, отвечал Красиков.

— А рука почему забинтована?

— Поцарапал малость на учении.

— Он герой у нас, — сказал Крупенин. — Серьезную аварию предотвратил.

— Правда? Вот вы какой, Красиков!..

Курсант чувствовал себя неловко, но в то же время ему было приятно, что командир так хорошо сказал о нем в присутствии Люси.

В дверях появился лейтенант Беленький. Он хотел что-то сообщить, но Крупенин движением руки остановил его и вместе с ним вышел из канцелярии.