Далее, очевидно, что онтологический статус воспроизведенных компонентов ряда не может отличаться от онтологического статуса «центрального» представления — ведь в прошлом, из которого они извлекаются, все они были однородны. Т. е. если, к примеру, мы наделяем воспроизведенное представление, используемое нами для конструирования картины будущего, статусом «квазиощущения» (это происходит, когда мы верим, что произойдет событие, обозначаемое данным представлением), то квазиощущениями должны оказываться и компоненты темпорального ряда, составлявшие в прошлом опыте — или, точнее, в том, что память преподносит в качестве такового — «окрестность» данного представления, распространяющуюся как «вперед», так и «назад»[39], т. е. как в прошлое, так и в будущее относительно ожидаемого события. Соответственно, какой‑то из компонентов этого воспроизведенного ряда должен позиционироваться в момент «теперь», относительно которого у нас имеется то или иное наличное ощущение. Если это воспроизведенное квазиощущение не тождественно наличному ощущению, то возникает противоречие, так как получается, что мы верим в наличие того, в наличие чего мы как раз не верим. Весь ряд в таком случае лишается статуса квазиощущений. Мы не можем верить в то, что произойдет событие, входящее в ряд воспоминаний, не отсылающий к тому, что ощущается в данный момент. Т. е., мы можем верить только в ряд событий, идентичный тому, в который было включено наличное ощущение (всегда служащее для нас отправной точкой отсчета при размышлении о будущем) в прошлом. Это и значит, что мы не можем не верить в соответствие прошлого и будущего опыта, причем в их строгое соответствие, тождество[40]. Можно сразу возразить, что в действительности мы очень часто верим в то, что произойдут события, не входящие в точности в ряды, имевшие место в прошлом. Но это возражение ничего не отрицает. Мы/ведь рассматривали идеальный случай. Если ряды не в точности совпадают, то вера просто ослабляется. Градаций этой веры может быть очень много. Но само ослабление веры при неточном повторении ее прежних условий подтверждает, что при их точном повторении она была бы максимальной.
Я хочу подчеркнуть и развить этот момент. Признание фундаментальности тезиса «я верю в тождество прошлого и будущего» не означает, что его можно истолковать так, будто мы должны верить, что будущее повторяет прошлое. Мы вовсе не обязаны считать так, скорее, мы думаем наоборот. Но это не противоречит сказанному выше. Смысл веры в тождество прошлого и будущего может быть выражен следующим образом: мы верим, что при точном повторении в будущем тех событий, которые имели место в прошлом, за ними последует то, что следовало за ними тогда, когда мы раньше ощущали их. Из этой формулы вовсе не вытекает, что такие точно повторяющиеся события действительно будут иметь место. Необходимости здесь нет: одно состояние может влечь за собой другое, отличное от него, оно — третье, опять‑таки отличное, и так до бесконечности.
Несколько формализуя сказанное об убеждении в тождестве прошлого и будущего, получаем, что мы верим, что при повторении всех компонентов прошлого события (включая его композицию, или структуру) за ним последует то же совокупное событие[41], что и раньше. Возьмем теперь какой‑нибудь из компонентов этого будущего совокупного события, т. е. любое «событие» в «Событии»[42]. Поразмыслив, мы заметим, что наша аксиома тождества приводит к любопытным выводам по поводу того, что мы должны думать (точнее, во что мы должны верить) относительно данного сингулярного события. Указанное событие должно как‑то соотноситься с прошлыми событиями, коль скоро совокупное событие, в которое оно входит, определенным образом соотносится нами с тем, что предшествует ему. С другой стороны, очевидно, что многие сингулярные события повторяются в совершенно другом событийном окружении. Так что приходится допустить — я назову это неизбежное для нас, но эмпирическое по сути допущение тезисом об автономности и локальности событийных рядов, — что любой произвольно выбранный элемент будущего события может связываться нами лишь с некоторыми из компонентов нынешнего совокупного события. Причем эта связь должна мыслиться по модели жесткого следования.
Последнее предположение может быть подтверждено строгим доказательством. Допустим, что произвольно выбранный нами компонент ожидаемого будущего События не имеет необходимого коррелята в Событии, предшествующем ему. Необходимая корреляция в данном случае означает, что одно событие постоянно сопровождается другим. Если у выбранного сингулярного события нет подобного коррелята в предшествующем Событии, т. е. если в составе предшествующего События нет события, наличие которого всегда сопровождается нашим событием, то это равносильно тому, что предшествующее совокупное событие может повторяться без того, чтобы в последующем Событии встречалось то сингулярное событие, о котором идет речь. Но тогда это последующее Событие реально может отличаться от того, как оно выглядело в прошлом, когда ему предшествовало другое Событие, ныне в точности воспроизведенное, и, соответственно, в эту возможность вполне можно поверить. Иными словами, допущение того, что некий компонент какого‑либо совокупного события не имеет необходимого коррелята в предшествующем Событии, равносильно отрицанию необходимости веры в тождество прошлого и будущего в указанном смысле. Соответственно, признание тождества прошлого и будущего влечет за собой вывод о наличии необходимых коррелятов в предшествующем Событии у любого из компонентов последующего совокупного события.
[40]
Кстати, формально Юм говорил о "сходстве" прошлого и будущего, но в другом месте я показывал, что de facto он также работал с принципом их тождества — см.: Васильев В. В. История философской психологии. Западная Европа — XVIII век. Калининград, 2003. С. 204–213.
[42]
Выделение подобных компонентов является во многом произвольным, и тезис об их наличии еще не означает признание существования каких‑либо атомарных событий. Таким образом, последующие рассуждения никак не связаны с принятием определенной онтологии событий.