По-хорошему, следовало его отдать родственникам Арины. Забирая себе плеер, я совершенно не думала, что беру чужую вещь, мне просто хотелось сберечь что-то на память о подруге, а он попался на глаза. Позднее я поняла, что поступила неправильно, но теперь было поздно это исправить. Где живут Аринины родные, я не знала. Наверное, можно попробовать выяснить через институт, но ведь мне никто ничего не скажет; и как я объясню свой интерес? Да и глупо больше чем через полгода придти и объявить: «Я тут плеер вашей умершей дочери брала, хотите, верну?»…
— Еще не выгнали? Говорят, она на твоем юбилее опять отличилась. — Услышала я вопрос Смоленской.
— Отличилась, но оставили пока. Посмотрим, как дальше пойдет.
— Не понимаю я Витю…
— Ты знаешь, Нин, она вообще очень старается. Кстати, погляди на полке кружка сбоку стоит, сухая?
— Да, а что?
— То, что она опять сегодня даже кофе не выпила за весь день.
Набокова выглянула в основное помещение.
— Ксения, на твою долю воды вскипятить? — я отрицательно покачала головой, хотя на самом деле была очень голодна.
Послышался шум закипающего чайника, плеск воды. Набокова вышла из подсобки, поставила передо мной кружку с кофе и положила бутерброд.
— Поешь.
— Спасибо, не нужно…
— Ты скоро от голода в скелет превратишься.
«А у тебя это и без голодовок неплохо выходит, так что можешь смело поесть», — съязвило подсознание.
— За компьютером Виктор Андреевич не разрешает…
— Я не скажу.
— Не хочу так, я обещала не разводить здесь столовую…
— Тогда бери еду и пойдем в подсобку. Пойдем, говорю. Ксения, нельзя учиться и работать на голодный желудок, от этого толка не будет.
Подталкиваемая неумолимой рукой Валентины Владимировны я зашла в подсобку и примостилась на стуле напротив Смоленской.
— Валь, кстати! — вспомнила она. — А что с грантом у вас?
— А, там все отлично. Буквально утром пришло подтверждение, что проект одобрен, собираемся сегодня обсудить.
— Это же замечательно! Надолго у вас этот грант?
— На два года.
— А сколько участников?
— Шестеро. Мы с Витей и Наташей Топотовой, еще студент второго курса с нашего института и два человека с областного: профессор и его аспирант. Руководитель проекта Витя.
Они какое-то время обсуждали перспективы проекта, потом у Смоленской зазвонил телефон, она быстро переговорила, сказала «сейчас буду» и убежала по делам. Набокова вымыла чашки за собой и за ней, я ополоснула свою и побрела на рабочее место, долго пыталась собраться с мыслями, но безрезультатно. Как не тяжело, а нужно было кое-что сделать. Я встала и подошла к столу Набоковой.
— Валентина Владимировна… — робко позвала я.
Она отложила документы, сняла очки и посмотрела на меня.
— Что такое?
— Ничего, просто… — я облизнула пересохшие губы и тихо попросила:
— Простите меня.
— Конечно, Ксюша. Не переживай, я на тебя не сержусь.
Она мне улыбнулась и вернулась к чтению документов. От сердца немного отлегло.
Примерно через час в лабораторию пришел Виктор Андреевич, а через несколько минут после него Топотова. Вместе с Набоковой они принялись обсуждать грант. Подслушивать этот разговор было намного приятнее и интереснее — я немного успела поработать с данными проекта.
— Ксения, ты не могла бы к нам подойти? — в какой-то момент позвал Некруев. — Ты, часом, для этих данных аналитику не делала, ты это любишь?
— Нет.
— На всякий случай, перефразирую. Файл «мысли» для этих данных имеется?
— Ну да, но это же не аналитика, а так… мысли.
— Можно посмотреть?
— Ээээ… можно, сначала… отредактировать?
— Опять требуется суровая цензура? Как скоро справишься?
— Хотя бы минут пятнадцать-двадцать.
— Займись прямо сейчас, ладно? И распечатай.
Через двадцать минут я протянула ему листы.
— Отлично! — обрадовался Некруев, просматривая бумаги. — То, что нужно. Возьми-ка чистую бумагу, цветные ручки и садись к нам. Можешь нарисовать структуру схематично?
— Если только примерно. Ведь тут все непродуманно и несогласованно совершенно!
— Это пока и не нужно, рисуй. Только с пояснениями, если можно.
Я принялась вычерчивать структуру, попутно объясняя и постепенно увлекаясь. Когда я закончила и подняла глаза, Набокова умиленно улыбалась, Некруев тихо посмеивался, а Топотова с большим любопытством смотрела на меня.