– Буду рад оказать тебе помощь в таком достойном деле, – ответил Баньон. – А мадам уже знает, какая судьба ее ждет?
– Скажи ему, Ева! Скажи, что ты обещала играть со мной в разбойников! Я поймаю тебя, а потом застрелю!
– Подкуп, – сказала Эванджелина. – Самый настоящий подкуп. Баньон, если это доставит вам удовольствие, придумайте хитрость поизощреннее. Я не хочу, чтобы меня застрелили после простой погони. Вызвать Эллен?
– Нет, мадам. Я сам уложу его. Этот малый мигом обведет Эллен вокруг пальца. Просто стыд и позор!
Герцог неторопливой рысью возвращался в Чесли, очень довольный собой. Он нанял егеря, причем за весьма умеренную плату. Отец тоже был скуповат, думал он. Свернув к конюшне, он увидел Эванджелину и Маккомбера, увлеченных серьезной беседой. В глазах Ричарда мелькнул смех: девушка говорила очень горячо и отчаянно жестикулировала.
– Маккомбер, я так и не сумела узнать, на что способна Доркас. Вы только посмотрите, как выглядит герцог верхом на Императоре! Великолепное зрелище!
Любопытно, подумал Маккомбер, следя за торжественным въездом герцога во двор. Он откашлялся и ответил:
– Мадам, сегодня днем я сам занимался с Доркас. Она не доставит вам никакого беспокойства.
Герцог натянул поводья Императора и окликнул Эванджелину.
– Я вижу, вы готовы. – Он наклонился и похлопал коня по шее. – Император устал, так что забудьте о езде наперегонки. Сегодня вы не сможете утереть мне нос.
– Может быть, тогда Тревлин оседлает вам Бисквит?
Герцог залюбовался шеей девушки, белизну которой подчеркивал кружевной воротник.
– А что, неплохая мысль, – протянул он.
– Я знаю, о чем вы думаете. Можете не надеяться. Я очень сильная. Эдмунд подтвердит это.
Спустя несколько минут они ехали на юг по узкой тропе, шедшей вдоль берега моря. Герцог с увлечением рассказывал о том, как он нанимал егеря, когда кучер ехавшей навстречу почтовой кареты громко протрубил в рожок.
– Постойте, Эванджелина, – сказал герцог, направив Императора в сторону.
Девушка осадила кобылу как раз тогда, когда карета показалась из-за поворота. Кучер снова протрубил в рожок. Испуганная Доркас взвилась на дыбы, выгнула шею и вырвала поводья из рук Эванджелины, которая вылетела из седла и очнулась, сидя на обочине. Вставать почему-то не хотелось.
Спустя мгновение Ричард оказался рядом.
– Вы сильно ушиблись? Где болит? Она потерла бедро.
– Все в порядке. Слава Богу, что здесь у меня кое-что есть.
– И не только здесь… – ответил герцог, помогая Эванджелине встать. Он готов был растереть ей бедро и прижать к себе, но вовремя опомнился, чертыхнулся и вытянул руки по швам.
– Ужасно глупо, – сказала она, не обращая внимания на Ричарда и глядя на тучу пыли, еще витавшую в воздухе. – Хватило какого-то дурацкого почтового рожка, чтобы выбить меня из седла.
– Если вы приземлились на мягкое место, то почему сломали перо на шляпе?
– Понятия не имею. – Она сняла шляпу и тряхнула головой. На плечи и спину Эвандже-лины хлынул водопад волос. Герцог залюбовался завитым локоном, щекотавшим ее щеку.
– Вы вся в пыли. Наверное, вам все-таки следовало взять Бисквит. Сомневаюсь, что она сбросила бы вас. Для этого она слишком ленива.
– Рискну предположить, что вы, милорд, тоже не усидели бы на этой кобыле. Доркас очень нервная. Ноги у нее длинные, сильные, и она великолепно умеет поддавать крупом.
– Будем надеяться, что она уже успокоилась, – ответил герцог. – Хватит, едем домой.
Глава 18
– Баньон выбрал очень странный способ выказать мне свое нерасположение, – сказал герцог во время обеда.
– Не могу представить, что кто-то способен выказывать вам свое нерасположение.
– По-вашему, я тиран?
– Нет. Скорее полновластный хозяин здешних мест.
– Конечно, полновластный. Вы считаете, что кто-то может со мной соперничать?
– О нет. Я вспомнила, как вы выглядели, когда обнаружили меня в библиотеке. Вы были типичным хозяином замка, а я – причиной вашей досады.
– И остаетесь ею, – проворчал Ричард, глядя в тарелку. Потом он поднял глаза и посмотрел на нее. Эванджелина надела темно-синее платье Мариссы, которое Дорри переделала почти до неузнаваемости. Та же Дорри заплела Эванджелине косы и уложила их вокруг головы. На уши спускались два кокетливых локона. – Можете не притворяться, что вы меня не понимаете.
Само собой, она все понимала, но не собиралась признаваться в этом.
– В тот день у меня было плохое настроение. Вы удивили меня. – Он пожал плечами. – А как, по-вашему, мужчина должен вести себя с женщиной, оказавшейся у него в библиотеке? Впрочем, не буду продолжать. Но я сразу понял, что вам следовало лучше выучить свою роль.
– Роль? – очень тихо переспросила она. Герцог хитро улыбнулся, не сводя глаз с тарелки.
– Роль, которую играет любая дама, – сказал он, поднял бокал и потянулся к Эванджелине, заранее предвкушая удовольствие. Сейчас она покраснеет, выругается, может быть запустит в него бокалом, а потом засмеется. – Естественно, эта роль заключается в том, чтобы угождать мужу, выполнять все его желания, рожать ему детей и, конечно, держать язык за зубами, если ее мнение не совпадает с мнением супруга.
Долго ждать не пришлось. Эванджелина клюнула немедленно. Она бросила салфетку на стол, вскочила, чуть не опрокинув стул, и разразилась великолепной речью.
– Вы напыщенный высокомерный осел! У меня есть собственное мнение о множестве вещей, потому что я училась, читала и много думала! А вы… Держу пари, что вы проводили время в разврате и думали только о собственных удовольствиях!
– Напыщенный осел, – негромко повторил он, продолжая улыбаться. – Значит, во время следующего занятия с Эдмундом вы скажете ему, что с буквы «Н» начинается выражение «напыщенный осел»?
– Откуда вы знаете?
– Из разговора с сыном… Думаю, вам не стоило признаваться в знании того, что такое разврат. Что же касается моих удовольствий, то вас бы следовало представить некоторым знакомым мне дамам. Я всегда заботился об их удовольствии не меньше, чем о своем собственном. – Он наклонился вперед. – Разве вы не помните прошлую ночь в библиотеке? Кажется, меня нельзя было упрекнуть в эгоизме.
– Ничего я вспоминать не буду, потому что вы меня разозлили! Если я признаюсь, что вспомнила, вы будете дразнить меня до бесконечности. Станете раз за разом напоминать мне, что ваши прикосновения и поцелуи доставляли мне наслаждение… О Боже, я снова распустила язык! Ничего, я сумею с собой справиться. Но о ваших любовницах знать не желаю!
– Эванджелина, вы сами затеяли этот разговор. Я всего лишь пытался объяснить вам суть дела.
Девушка залилась краской. Ричарду снова захотелось схватить ее, посадить к себе на колени и зацеловать до потери сознания. Он сделал глубокий вдох. Хватит. Пора остановиться. Спустя несколько секунд герцогу удалось найти тему, которая позволила бы Эванджелине успокоиться, перестать называть его ослом и даже могла доставить ей удовольствие.
– Помнится, в начале обеда я говорил о том, каким образом Баньон продемонстрировал мне свое неодобрение.
– Отлично. Я вижу, вы решили сменить тему. И правильно сделали. Я уже успокоилась. Так что же сделал Баньон?
– Хотел задушить меня галстуком.
– О Боже… С какой стати?
Герцог повертел в руках хрустальный бокал с темно-красным бургундским.
– Он считает, что я не должен оставлять вас здесь в одиночестве. И поручать вам заботу об Эдмунде.
Направление, которое принимала беседа, ей не нравилось.
– Не понимаю. – Конечно, ему нет дела до мнения какого-то слуги…
– Баньон считает, что Эдмунд уже большой и его надо взять с собой в Лондон. Кроме того, он думает, что к мальчику пора приставить гувернера-мужчину. Ему не нравится, что вы позволили Эдмунду стрелять в вас, дабы заставить учить буквы. Короче говоря, он считает, что вы слишком добры и слишком молоды, чтобы поручать вам моего сумасбродного сына.