– Эдмунд, а вот это Бастилия, – говорила она. – Когда у людей больше не осталось ни еды, ни надежды, они взяли эту огромную, мрачную тюрьму штурмом и снесли до основания, не оставив камня на камне. Это произошло в тысяча семьсот восемьдесят девятом году и стало началом революции. – Видя, что Эдмунд серьезно задумался, Эванджелина спросила: – Ты считаешь, что об этом можно придумать рассказ?
– Да, – ответил мальчик. – Рассказ о том, как маленькую девочку посадили в Бастилию за то, что она отказалась есть невкусный обед, приготовленный для нее злой мачехой, а маленький мальчик пришел, чтобы спасти ее.
Герцог откашлялся.
– Эдмунд, и кто же будет этим маленьким мальчиком?
– Конечно, я, папа!
– Я так и думал. Само собой, после этого ты кормил бы бедняжку только самыми вкусными блюдами.
– Да. Я попросил бы миссис Дент готовить ей. Тогда девочке не нужно было бы возвращаться в Бастилию. Она очень хорошая девочка, и я не хочу, чтобы ее обижали.
Ричарда иногда поражало, что у него родился такой замечательный мальчик. Не каждого мужчину Господь награждает хорошим сыном… Внезапно у Ричарда перехватило дыхание. Он отчетливо вспомнил слова отца, говорившего, что его сын лучше всех на свете. На мгновение герцог прикрыл глаза, а потом снова откашлялся.
– Извините меня, Эванджелина, но внизу Эдмунда ждет бабушка. Кажется, в отличие от злой мачехи, не умеющей готовить, повариха испекла его любимый лимонный торт.
– Что, настоящий лимонный торт, который тает во рту?
– Тот самый, – ответил герцог.
– Ева, я пойду?
– Ну, раз ты ухитрился сделать вид, будто умираешь с голоду, мне остается только отпустить тебя. Может быть, вечером ты подробно расскажешь мне о маленькой девочке, которую мальчик спас из Бастилии.
– Я подумаю, – сказал Эдмунд, поцеловал Эванджелину и убежал из детской.
Она улыбнулась герцогу.
– Уже поздно. Я не заметила времени. Спасибо за то, что пришли к нему на выручку.
– Это вам спасибо. За то, что не ушли с ним.
– Я не любительница лимонного торта.
– Вы могли уйти с ним, лишь бы не оставаться наедине с его отцом.
Это заставило ее вздернуть подбородок.
– Я уже говорила, что не боюсь вас!
– Нет, вы боитесь себя, боитесь за меня – что совершенно бессмысленно – и боитесь того, что может случиться, когда я нахожусь рядом с вами.
Чистая правда, подумала она, а вслух насмешливо сказала:
– Ваше тщеславие не имеет себе равных.
– Можете не волноваться. Я не собираюсь приближаться к вам и буду строго придерживаться этого правила. Вчера я совершил чудовищную глупость, прикоснувшись к вам. В конце концов мы с вами легли бы на ковер прямо у камина и на нас наткнулся бы любой из дюжины слуг.
У Эванджелины расширились глаза. Она выглядела испуганной и возбужденной одновременно. Это действовало на герцога сильнее, чем приворотное зелье. Ричард сделал два шага назад и только тут увидел темные круги под ее глазами. Мать говорила, что она худеет. Молодая женщина действительно выглядела бледной и осунувшейся. Беспокойство за нее сделало голос герцога необычно резким:
– Эванджелина, я пришел уладить дело.
– Я не знаю, о чем вы говорите, – ответила она, хотя все прекрасно понимала. Герцог хочет, чтобы она стала его любовницей. В конце концов, она была замужем и…
– Сколько времени вы прослужили в должности гувернантки Эдмунда?
Ее удивлению не было предела.
– Минутку, милорд. – Она уставилась на свои ногти. Нельзя забывать об огромном обаянии этого человека и его столь же огромном опыте. Да, Ричард желает ее, но это для него ничего не значит. Она вздохнула, а затем заставила себя улыбнуться. – Вы ошиблись. Я скорее няня, чем гувернантка. Гувернантке требуется специальное образование. Возможно, правильнее всего следовало бы называть меня компаньонкой Эдмунда, которая знает понемногу обо всем и ничего толком. Короче говоря, няня. Просто няня.
– Эванджелина, вы заставляете меня сердиться. Перестаньте умалять себя. Я по горло сыт вашими увертками. Ладно, хватит об этом… Согласно моим подсчетам, вы заботитесь об Эдмунде уже почти два месяца, но еще ни разу не получали платы за свою работу.
Платы?
– Не понимаю, милорд… Вы не только отдали мне весь гардероб Мариссы, но и обращаетесь со мной как с почетной гостьей. Это намного больше того, что я заслуживаю.
Герцог не обратил на ее слова ни малейшего внимания.
– Я хочу оплатить ваши услуги. – Он вынул из кармана банкноту. – Надеюсь, пятьдесят фунтов достаточно справедливая компенсация за потраченное вами время.
Ошеломленная Эванджелина медленно поднялась на ноги, совершенно не представляя, что ему ответить. Платить ей за услуги? Она воскликнула срывающимся голосом:
– Как вы могли предложить мне плату, словно я ваша служанка? Черт побери, я не возьму у вас ни пенни!
Поскольку у Ричарда чесались руки придушить ее, он несколько секунд поправлял манжеты. Она покраснела до корней волос. Почему? Это казалось ему бессмысленным.
– Черт побери, конечно, вы не моя служанка. – Герцог посмотрел на ее белую шею, полную грудь и холодно сказал: – Как я уже говорил, пятьдесят фунтов – это плата за учебу и игры с моим сыном. Вы примете эти деньги с той же любезностью, с которой они были предложены.
Взгляд Эванджелины стал мрачным и гневным. Он не понимает, какое оскорбление ей наносит.
– Мне не нужны ваши деньги! – Она медленно встала и прижалась спиной к каминной полке. – Зачем вы это делаете? Чтобы заставить понять, чего вы от меня хотите? Именно столько вы платите своим любовницам?
Это оскорбление чуть не заставило герцога потерять голову. Что эта дрянь о нем думает? Что он бабник и что ему от нее нужно только тело? Да, он желает ее. Желает придушить.
– Увы, мадам, вы ошиблись. Я плачу своим любовницам за красоту, обаяние и искусство. Находясь рядом со мной, вы демонстрируете только первое из трех качеств, а иногда и намеки на второе. Мадам, позвольте мне выразиться яснее, ибо я вижу, что вам не терпится перейти к новым оскорблениям. Эванджелина, клянусь: либо вы примете эти пятьдесят фунтов, либо я задеру вам юбку и высеку!
Она шагнула к Ричарду, сжав кулаки.
– Значит, у меня есть красота и намеки на обаяние, да? Я вижу, мозгов вашим любовницам не требуется. Еще бы, ведь это не мужчины! Ваши любовницы только и умеют, что падать в обморок и ворковать, а вам это нравится. Я права?
Ричард не мог отвести от нее глаз.
– Возможно, – наконец сказал он. – Но есть еще кое-что. Вы забыли упомянуть искусство. Это понятие не ограничивается обмороками и воркованием. Хотя вы были замужем за вашим божественным Андре, это ничему вас не научило. Мадам, ваш Андре был болваном, а вы слишком глупой, чтобы понять это. Короче говоря, я имею дело с тупицей.
Эванджелина стала искать, чем бы швырнуть в него. На глаза попался альбом гравюр. Она наклонилась и метнула альбом в герцога. Тот легко поймал его одной рукой.
– Это альбом моей бабушки. Я попросил бы бережнее обращаться с моей собственностью.
– Я не ваша служанка! А вы мне не хозяин! Вы не можете мне приказывать. Прошу прощения за то, что чуть не порвала альбом вашей бабушки. Этого больше не повторится.
– Я мог бы приказать вам, но сомневаюсь, что от этого будет прок.
– С вами говорить – что решетом воду черпать. Послушайте меня, милорд. Возьмите назад свои оскорбительные слова, свои деньги и убирайтесь к дьяволу!
В то же мгновение он оказался рядом, схватил ее и притянул к себе.
– Черт побери, мадам, а теперь закройте рот и выслушайте меня! Вы ведете себя как базарная торговка. Что бы я ни сказал, вы всегда толкуете это в самом дурном смысле. Если иногда я разговариваю с вами слишком властно, то только потому, что вы упираетесь всеми четырьмя копытами и затыкаете уши. Другого обращения вы не заслуживаете. Если вы считаете, что это оскорбляет вашу гордость, я начну сомневаться в ваших умственных способностях.