– Не спрашивайте меня, что. Я бросил школу, и это главное.
Тема разговора выдохлась, ее оставили. Это был очень изматывающий день, и физически и эмоционально, а брат и мистер Коллопи – оба напились до безобразия. Позже, уже лежа в постели, брат спросил меня, собираюсь ли я продолжать ходить в школу на Синг-стрит.
– Придется, по крайней мере сейчас, – ответил я, – пока не смогу найти подходящую работу.
– Ну, как знаешь, – сказал он, – но не думаю, что это место подходит для меня. Ирландский адрес, черт возьми, никуда не годится. Британцам он не нравится, они не доверяют ему. Они думают, что все стоящие и честные люди живут только в Лондоне. Я постоянно думаю над этим.
9
В течение года, последовавшего за смертью миссис Кротти, атмосфера нашего дома несколько изменилась. Анни присоединилась к своего рода маленькому клубу, вероятно состоявшему в основном из женщин, встречавшихся каждый день после обеда, чтобы поиграть в карты или обсудить вопросы ведения домашнего хозяйства. Похоже, она – хвала небесам! – стала покидать свою скорлупу. Мистер Коллопи с новым усердием занялся таинственной общественной деятельностью и стал довольно часто встречаться с членами своего комитета в нашей кухне, предварительно предупредив всех, что на весь этот вечер она становится совещательной комнатой. Однажды мне довелось случайно увидеть из окна второго этажа прибытие его советников. Это были две пожилые леди и высокий, сухопарый мужчина, которых мы встретили на похоронах, а так же мистер Рафферти в сопровождении молодой дамы, которая показалась мне, во всяком случае на расстоянии, весьма хорошенькой.
Дела брата шли все лучше и лучше, и в конце концов он достиг такого уровня благосостояния, что смог брать взаймы деньги, чтобы расширить свое предприятие до промышленных масштабов. Сопоставляя все доступные мне крохи информации, я пришел к заключению, что он занял на короткое время четыреста фунтов под двадцать процентов. Быстрый оборот капитала, независимо от того, сколь ничтожной могла оказаться выгода, был главной аксиомой его бизнеса. Случилось так, что брат прочитал о том, как в одном старинном английском поместье нашли тысячу пятьсот экземпляров двухтомного переводного труда, включающего в себя произведения Мигеля Сервантеса Сааведры и его жизнеописание. Оба тома были выполнены очень элегантно, заключены в переплет из кожи и прекрасно иллюстрированы. Первый содержал биографию Сервантеса, второй – отрывки из его важнейших произведений. Эти книги были отпечатаны и опубликованы в Париже в 1813 году. Очевидно, вся партия была привезена в Англию, попала на склад и была благополучно забыта. Один лондонский книготорговец приобрел лот за весьма небольшую сумму, и мой брат написал ему, предлагая купить всю партию по цене 3 шиллинга 6 пенсов за каждый экземпляр двухтомника. В то время я посчитал эту операцию крайне глупой, поскольку, мне казалось, житель Лондона по определению должен был лучше разбираться в вопросах рынка, чем мой брат. Но он еще раз доказал, что знает, что делает. Действуя от имени издательства «Симплекс Нейчур Пресс», брат разместил в английских газетах объявление, отчаянно восхвалявшее сборник, его содержание и оформление, а также делавшее публичное щедрое предложение: любой человек, купивший первый том за 6 шиллингов 6 пенсов, получит второй том абсолютно бесплатно. Это предложение, срок действия которого был ограничен, делалось только один раз и не могло быть повторено. Оно было принято не менее чем двумя с половиной тысячами людей, довольно много запросов пришло от колледжей, и впоследствии брат много раз пользовался этим приемом, слегка его видоизменяя, чтобы привлечь клиентов предложением приобрести что-нибудь «за бесплатно». Эта операция принесла чистый доход примерно в сто двадцать один фунт. Она косвенным образом задела и меня, поскольку, когда к нам стали прибывать деревянные запакованные ящики с произведениями Сервантеса, брат вежливо предложил мне перебраться вместе с кроватью и прочими пожитками в другое незанятое помещение, так как наша общая комната теперь должна была служить ему не только спальней, но и «офисом». Возражений против такого перемещения у меня не было, и я согласился. К несчастью, первые четыре запакованных ящика прибыли, когда ни меня, ни брата дома не было, и они попались на глаза мистеру Коллопи. Я был первым из нас двоих, кто вернулся домой и обнаружил их сваленными в кучу на кухне. Сидя в своем кресле, мистер Коллопи грозно хмурил брови.
– Ради Бога, – спросил он громко, – что там такое?
– Не знаю. Наверное, в этих ящиках книги.
– Книги? Отлично! Какого сорта книги он продает? Какие-нибудь грязные книжонки?
– О, я так не думаю. Возможно, там Библия.
– Так я и поверил. Ты слышал, что он говорил о набожных и благочестивых христианских братьях несколько месяцев назад? Теперь же, судя по твоим словам, он вроде бы собирается стать миссионером и проповедовать неграм в Черной Африке или, может быть, индейцам. Ну, если это так, то мы, несомненно, имеем дело с самым странным человеком в этой стране. Не думаю, что он знает что-нибудь о Слове Божьем. Я не уверен даже, что он помнит свои молитвы.
– Мое упоминание Библии было всего лишь предположением, – запротестовал я.
Мистер Коллопи приподнялся и стал настойчиво искать глиняный кувшин и стакан. Подкрепившись, он снова сел.
– Ладно, в подходящий момент мы посмотрим, что в них, – заявил он непреклонно. – И если окажется, что это грязные, находящиеся на грани отвратительной непристойности книги, если это какая-нибудь клоачная блевотина в лицо Провидения, с изображениями проституток в чем мать родила, тогда эти книги покинут наш дом, и их хозяин последует за ними. Можешь сказать ему это, если увидишь его первым. А я пойду к отцу Фарту, попрошу его изгнать из этой кухни дьявольскую порчу и благословить весь наш дом. Ты меня слышишь?
– Да, я слышу.
– Где он сейчас?
– Не знаю. Он очень занятой человек. Возможно, он на исповеди.
– Что-что?
– Возможно, он встречается с духовными лицами, чтобы прояснить для себя некоторые трудные для понимания вопросы теологии.
– Ну, я ему покажу трудные для понимания вопросы, если он вдруг задумал какие-нибудь фокусы. Это богобоязненный дом.
Я сел за свои набившие оскомину уроки с намерением освободиться к восьми, чтобы встретиться с несколькими знакомыми парнями и поиграть с ними в карты. Мистер Коллопи затих в своем кресле, потягивая виски и глазея на яркие отблески пламени.
Этим вечером я вернулся домой около одиннадцати и не нашел ни мистера Коллопи, ни каких-либо следов сваленных в кучу ящиков. На следующее утро я узнал, что мистер Коллопи рано лег спать, а брат, вернувшийся домой около десяти, тут же снова ушел, чтобы позвать мистера Ханафина, который помог ему доставить ящики в офис. Несомненно, наградой тому были щедрые чаевые, хотя грязный стакан в раковине заставлял предположить, что дополнительное вознаграждение из глиняного кувшина было обнаружено либо самим мистером Ханафином, либо братом. Перед уходом в школу я предупредил последнего об ужасных подозрениях мистера Коллопи относительно книг и угрозах вышвырнуть его из дома. А потом спросил, был ли Сервантес аморальным автором.
– Нет, – мрачно ответил брат, – но в любом случае я здесь больше не останусь. Впрочем, по-моему, я знаю, как перехитрить старого черта. Посмотри на эти книги.
Это были толстые тома форматом в одну восьмую листа, действительно красивые на старомодный манер, с очень отчетливыми иллюстрациями, качественными, как гравюры по дереву. Даже просто как украшения для книжных полок эти книги были, несомненно, очень хороши для шести шиллингов и шести пенсов.
В этот же день, чуть позже, брат коварно написал на каждом из двух томов посвящение мистеру Коллопи и церемонно преподнес их ему прямо на кухне.
– Сначала, – сказал он мне позднее, – мистер Коллопи смягчился, затем он пришел в восторг и сказал, что у меня отменный вкус. Сервантес, добавил он, это Обри де Вере[28] Испании. Его «Дон Кихот» – бессмертный классический щедевр, вдохновленный, совершенно ясно, самим Всемогущим Господом. Коллопи попросил меня ни в коем случае не забыть послать один экземпляр отцу Фарту. Я едва удержался от смеха. А вообще-то все это просто чепуха. Ты не поможешь мне кое-что запаковать? Я купил партию оберточной бумаги.