— Ждешь кого-то? — резко спросил Камиль. — Почему ты меня об этом не предупредила?
Я покачала головой.
Он же теперь совсем другими глазами рассматривал мой новый облик. А я проклинала того, кого принесло сегодня вечером без приглашения.
— Я ни с кем не договаривалась, — твердо сказала я, не желая, чтобы этот роскошный мужчина ушел. — Может, соседке что-нибудь понадобилось. Погоди, я сейчас.
Направляясь к входной двери, я успела бросить взгляд в зеркало, висевшее в коридорчике. Мое лицо раскраснелось и не только от вина, но взгляд изменился. Я больше не смотрела на мир, как больная лошадь или загнанная в угол мышь. Я была готова дать отпор любому незваному гостю.
И опять — неожиданный визитер — опер, допрашивавший меня после покушения на Лешку.
Увидев меня, он открыл рот, но, как и Камиль, быстро взял себя в руки и сказал, что я очень хорошо выгляжу.
— Спасибо, — буркнула я, размышляя, как бы побыстрее от него отделаться.
— Разрешите войти?
— А нельзя ли перенести нашу встречу на другой день? — исключительно вежливо поинтересовалась я и добавила: — У меня гости.
— Я звонил вам сегодня с самого утра, Ольга Викторовна, но вы не подходили к телефону. А у нас набралось немало вопросов.
Я не знала, что делать. Когда соседка со второго этажа ночью пыталась вызвать милицию, потому что пьяный муж грозился убить их с сыном и они сидели, запершись в одной из комнат — к счастью, той, где стоял телефон, ей ответили, что нет ни одной свободной машины и блюстители порядка приехать не могут. Или еще случай: бабка с пятого этажа, которой не спалось, услышала у себя за стенкой, как снявший квартиру парень насилует девчонку (что потом и подтвердилось), но ей тоже сказали, что в ближайшее время никто подъехать не может, так как все сотрудники разъехались по вызовам. И еще добавили, что все, кому не лень, почему-то ночью звонят в милицию. Нет чтобы спокойно спать и не тревожить других людей.
А когда не надо — доблестные органы тут как тут. Сами к тебе на порог заявляются.
— Я ненадолго, — изобразил улыбку удава опер. — Ваш мужчина выкурит две сигареты — и я уйду.
— Я не курю, — раздался у меня за спиной голос Камиля.
Опер вытянул шею, чтобы заглянуть через мое плечо.
— Кто это? — спросил Камиль.
— Из органов, — ответила я.
— Пусть проходит.
Я отступила в сторону, пропуская опера, а когда перевела взгляд на Камиля, с трудом сдержала возглас удивления. Он был обнажен до пояса, оставшись в одних брюках. На груди и на боку у него имелись два шрама — по этим местам кто-то прошелся ножичком. Но тело… Я с трудом смогла взять себя в руки и вернуться на грешную землю.
Удивление при виде Камиля, отобразившееся на лице опера, было, пожалуй, несравнимо с удивлением, которое он испытал при виде моего нового имиджа.
Между тем мой первый гость изображал собой радушие и проявлял восточное гостеприимство. Он сам проводил второго на кухню, принес табуретки из комнаты, поставил одну мне, уселся на другую.
— Вы не возражаете, если я поприсутствую при вашей беседе? — Камиль был само дружелюбие. — Кстати, нельзя ли взглянуть на ваше удостоверение?
Опер протянул его Камилю, и тот сверил фотографию с оригиналом Сидорова Андрея Геннадьевича. Потом вернул удостоверение хозяину и поинтересовался, в чем, собственно говоря, дело и чем объясняется такой поздний визит в квартиру его женщины.
Я потеряла дар речи.
Андрей Геннадьевич откашлялся.
— В прошлый четверг было совершено покушение на мужа Ольги Викторовны, — начал он сухим официальным тоном.
— У тебя есть муж?! — повернулся ко мне Камиль.
— Бывшего мужа. Бывшего, — тут же поправился опер, хотя, как мне показалось, он оговорился преднамеренно.
— Дальше, — приказал Камиль.
Я обратила внимание на то, что мой восточный гость говорит, в основном, приказным тоном и властно. У русских же все-таки имеется, пусть даже подсознательный, страх перед органами. Вот, например, мне нечего бояться этого Андрея Геннадьевича, я ни в чем не виновата, и знаю, что ему это известно, но тем не менее… Я не посмела бы с ним разговаривать так, как Камиль.
А товарища (господина?) Сидорова присутствие моего первого гостя явно смущало. Или беспокоило? Может, даже страшило? Поэтому он не задал тех вопросов, ради которых пришел ко мне домой — по крайней мере, так мне показалось. Он переливал из пустого в порожнее то, о чем мы уже говорили и в медицинском учреждении, и у него в кабинете. Я подыгрывала, не желая настраивать милицию против себя. И Андрей Геннадьевич явно это понял. На самом деле к моему подсознательному страху добавилась еще и жалость. Забитый совковый мужик, с самой заурядной внешностью, уже лысеющий, возможно, подкаблучник, с небольшой зарплатой и без каких-либо перспектив. Ведь я сама отношусь к той же части нашего общества, так сильно расслоившегося в последние годы… Как ему, наверное, сейчас неуютно: ведь напротив него сидит молодой красивый самец, у которого есть все…