— Я так не считаю, — угрюмо буркнул Максим. — Наверно, вы правы, Странник.
А потом он посмотрел в небо — в причудливо выгнутое небо Саракша — и очень тихо произнёс:
— Скажите, Рудольф, а зачем вообще мы, земляне, явились на эту планету?
ГЛАВА ШЕСТАЯ. ПО ОБРАЗУ И ПОДОБИЮ
Посадочная капсула шла на снижение. Рейсовый «призрак», доставивший Максима, остался на высокой орбите, а капсула блестящей искоркой падала в белый диск Саракша, занимавший почти всю переднюю обзорную полусферу.
Киберпилот запрограммирован с учётом границ опасной зоны, подумал Мак, и на сей раз меня не встретят зенитные ракеты, всё ещё таящиеся под опалёнными атомным огнём и изувеченными радиацией деревьями железного леса и всё ещё силящиеся выполнить своё смертоносное предназначение. «Метеоритной атаки в атмосфере» не будет, а будет мягкая посадка в заданном районе, где меня уже ждут, короткий перелёт в столицу на вертолёте, присланном Странником, и — здравствуй, Саракш, давно не виделись.
Да, давно. Год — это срок, как крути, особенно если у тебя за плечами всего-то чуть больше двадцати прожитых лет (даже если месяцы, проведённые на Саракше, считать один за два, а то и за три). Но этот год прошёл, и теперь он, Максим Каммерер, возвращается домой. Домой? Странно звучит… Мой дом — Земля, или всё-таки… Саракш? Рада…
…На Землю Максим отправился по приказу Сикорски. Вскоре после разгрома десанта островитян Рудольф жёстко и без обиняков заявил: «Собирайся на Землю, Мак, — и добавил, заметив, что Максим хочет что-то сказать. — Никакие возражения не принимаются. Ты давно уже не вольный стрелок ГСП, Каммерер, ты теперь по роду работы сотрудник Галактической безопасности, так что будь любезен выполнять все мои распоряжения. А Саракш от тебя не убежит: ты вернёшься. Я наблюдал за тобой все эти месяцы и пришёл к выводу, что тебе необходима хотя бы базовая прогрессорская подготовка, а то ты и впрямь устроишь здесь что-нибудь вроде Барканской резни. Нервная перегрузка, Максим, — тон голоса Странника неуловимо смягчился, — штука страшная, она может привести к очень тяжёлым последствиям и для тебя самого, и для других. Пройдёшь ускоренные курсы — это займёт год, не более, — и вернёшься обратно во всеоружии. Так нужно, Максим. Вопросы?».
Вопросов у Мака не было. Точнее, был у него один вопрос — можно ли ему взять с собой на Землю Раду? — но, поразмыслив, Максим не стал его задавать. Рада всё ещё не простила ему пандейскую историю (то есть простила, но не до конца), и он это чувствовал. И Мак поступил так, как поступали его далёкие предки, считавшие, что любовь проверяется разлукой. Поступил подсознательно: прагматичный техногенный мир Земли XXII века не уделял никакого внимания нюансам взаимоотношений между мужчиной и женщиной, и у Максима не было никакой информации по этой теме, да и быть не могло. И ему хватило слов Рады «Я буду ждать тебя» и её прощальной улыбки.
Год на Земле прошёл для Максима незаметно. Он учился, жадно впитывая всё, что было разработано специалистами планеты для подготовки её посланцев-прогрессоров, и сам превращался в прогрессора, носителя воли планеты Земля, призванного работать во славу её в чужих мирах. Именно так — за время обучения у Максима возникли серьёзные сомнения в девизе «просвещения аборигенов отсталых планет», под которым проходила прогрессорская деятельность землян. Максиму казалось, что Земля просто-напросто расширяет свою сферу влияния в космосе на манер старинных империй, и что «просвещение диких туземцев» здесь абсолютно не при чём. Он гнал от себя эти мысли — слишком уж они не согласовывались с громогласно декларируемым земных гуманизмом, — но они возвращались снова и снова, и он ничего не мог с этим поделать.
И ещё Мак поймал себя на том, что родная планета, где он родился и вырос, стала для него чужой — нет, не чужой, конечно, а какой-то непривычной. Саракш обжёг Каммерера, сильно обжёг, и теперь Максим чувствовал себя не совсем уютно в благополучном мире Земли, где никто не носил оружия, и где никто никого не убивал. «Синдром «горячей точки», — объяснил ему преподаватель психотренинга, с которым Мак осторожно поделился своими ощущениями. — В двадцать первом веке солдаты, вернувшиеся из районов вооружённых конфликтов, — например, во время войны на Окраинах, — чувствовали себя примерно так же. Это пройдёт — со временем».