Как ни странно, но свою клятву Максим сдержал: новый Центр на Саракше построен не был — мощные пси-генераторы смонтировали на спутниках, вращавшихся над планетой на квазистационарных орбитах и посылавших на Район реморализации узкий конус излучения. Управление излучением и его ретрансляция осуществлялось с поверхности планеты, но была предусмотрена и внешняя блокировка «для пресечения несанкционированного доступа к аппаратной Города Просвещения». Звучало благообразно, однако Максим подозревал, что на самом деле в КОМКОНе опасаются не столько захвата узла управления экстремистами-аборигенами, сколько чрезмерной самостоятельности руководителя прогрессорской миссии землян на Саракше Рудольфа Сикорски.
Но как бы то ни было, Город принял несколько тысяч молодых саракшиан, желавших «приобщиться к свету»: принцип добровольности предложил Максим, и Сикорски не стал возражать. Район реморализации стал своеобразным оазисом, и Максим, приняв решение и покончив с колебаниями, работал, работал самозабвенно: по сути, он занимался той самой контрпропагандой, проводить которую он предлагал ещё при Неизвестных Отцах и даже сумел тогда убедить значительную часть руководителей подполья в необходимости такого шага.
Максим работал, и видел результаты своего труда, как видит их человек, очищающий от пыли и паутины прекрасное старинное произведение искусства. Максим ощущал дыхание чистых душ, раскрывавшихся, как цветы под солнечными лучами. Он понимал, конечно, что за несколько месяцев ему вряд ли удалось избавить этих людей от всей той грязи, которую они копили поколениями, однако был уверен, что уже сейчас никто из обитателей Города не произнесёт чудовищную фразу: «Честность? А что это такое, и сколько это стоит?». Он знал, что небольшие коммуны, подобные Городу Просвещения, существовали на Земле триста лет назад, и знал, что они исчезли, растворились бесследно в окружавшем их враждебном мире, но видел и разницу. Его Город опирался на всю мощь Земли, поддержанную излучателями, и Максим надеялся, что всё будет наоборот — Район реморализации не исчезнет, а расширится: сначала на всю страну, потом на весь материк, а затем и на всю планету Саракш. Максим не создавал рай, чтобы населить его грешниками в надежде, что райская жизнь изменит их к лучшему, — он воспитывал созидателей рая, знающих простую истину: при входе в Эдем надо вытереть ноги. И малая часть его обитаемого острова становилась истинно обитаемой — медленно, но неуклонно.
Рада шла с ним рядом. Она следовала за ним тенью, но тенью не бессловесной — ему всё чаще казалось, что в этой тихой женщине словно распрямляется какая-то тугая пружина, сдавленная десятилетиями серого бытия и наконец-то освобождённая. Она впитывала знания так, как вбирает воду сухой песок пустыни, веками ждавшей дождя, но воспринимала их по-своему, зачастую удивляя Максима странными, на его взгляд, умозаключениями. Рада всё больше становилась самостоятельной и самодостаточной личностью, и это и радовало, и в то же время почему-то настораживало Мака Сима. Рада сильно изменилось — после годичного отсутствия он сразу это заметил. Пока его не было на Саракше, она жила и работала в Центре Сикорски, и там же училась. И, похоже, многому научилась: официантки из маленького заштатного кафе больше не было — вместо неё появилась какая-то другая женщина, новая и незнакомая. Она была нежна с Максимом и охотно дарила ему свои ласки, но он чувствовал, что саракшианка всё больше становится «вещью в себе», и что у неё есть что-то своё, куда ему, Максиму, хода нет (и его пандейская любовная история тут не при чём — они о ней даже не вспоминали). И всё-таки он был счастлив: Рада по-прежнему любила его, а главное — у него было дело, с головой захватившее прогрессора Каммерера.
Так вот вы какие, горцы Зартака, думал Максим, изучая гостя. Ему казалось, что он видит перед собой своего младшего брата, несмотря на то, что лицом они не были похожи, и Максим был светловолосым, а горец носил прямые чёрные волосы, спадавшие на плечи. Но в остальном — смуглая кожа, мышцы (пусть даже менее рельефные, чем у землянина, однако куда более развитые, чем у среднего саракшианина), рост, взгляд, стать и манера держаться — как есть младший братишка (только почему-то старше возрастом — лет этак на пятнадцать). Смуглые и золотоглазые — каким чудом вы появились в этом мире, такие непохожие ни на хонтийцев, ни на пандейцев, ни даже на айкров? И как вам удалось уцелеть в бесконечной череде войн, веками сотрясавших весь материк, и пережить последнюю, самую страшную войну — ядерную? А похож, похож на человека Земли, не зря меня тут принимали за горца…