Ориентируясь по детектору и переступая через неподвижные или слабо шевелящиеся тела, усеявшие комнаты, лестницы и коридоры виллы, Сикорски первым ворвался в центр управления и, не утруждая себя поисками выключателя источника питания, расстрелял блок-эмиттер пси-генератора, заливавшего столицу наведённой сумятицей.
Ему очень хотелось расстрелять и кое-кого из пленных — из тех, кого он неплохо знал и был даже удивлён, увидев их среди заговорщиков, — однако он сдержался.
Разум должен контролировать эмоции, особенно если это разум бога.
И к тому же, сказал себе Рудольф, их всех надо допросить — обязательно.
— А-а-а-а-а-а-а…
Серая волна, заливавшая Город Просвещения, дрогнула, как будто в неё ударил тугой кулак упругого встречного ветра. Разъярённая толпа, опьянённая запахом свежепролитой крови, заволновалась; в ней образовались противонаправленные людские потоки, возникли водовороты, слагавшиеся из мятущихся человеческих тел, — кто-то подавался назад, кто-то упрямо лез вперёд, создавая топчущееся коловращение, бурлящее и клокочущее. Серая топь споткнулась, но не подалась назад — она застыла в состоянии неустойчивого равновесия, не продвигаясь вперёд, но и не отступая, и это было непонятно. Люди продолжали лезть через ограду, хотя напор толпы утратил злобную стремительность; одни спрыгивали на землю с этой стороны невысокого каменного забора, другие сползали обратно — туда, откуда пришли, — а кое-кто зависал на гребне ограды, недоумённо поводя головой, словно не зная, что ему дальше делать.
В той части Города, которая уже была захвачена, по-прежнему звенели вышибаемые стёкла, трещало дерево построек, сокрушаемых ударами ломов, и разгорались чёрные дымы пожаров; раздавались крики и выстрелы. Но дальше толпа не шла — она приостановилась, как будто уткнувшись в невидимую стену. Гребень серой волны — перекошенные злобой лица, оскаленные зубы, бешеные глаза, — вспенивался вспышками ярости и раскачивался, не имея сил покатиться вперёд, но и не желая откатиться назад.
— А-а-а-а-а-а-а…
Не понимаю, думал Максим, глядя на экраны. При такой напряжённости пси-поля всё это оскотинившееся скопище должно было бы опрометью кинуться прочь, гонимое ужасом, повизгивая и пожимая хвост. Толпа замедлила свой убийственный разбег и остановилась, но она не отступала, стоя на месте и время от времени выплёвывая небольшие сгустки-группки, пытавшиеся продолжать наступление. Ученики, сжавшиеся в кучки, ощетиненные стволами автоматов, секли очередями эти серые щупальца; густо падали убитые и раненые, но толпа не уходила — она рычала, словно зверь: остановленный, но не опрокинутый. И из толпы в учеников продолжали лететь камни и пули — у фанатиков тоже было оружие.
Максим осторожно тронул регулятор мощности поля. Толпа утробно взвыла; кто-то повалился, обхватив голову руками, кто-то покатился по земле, неистово суча ногами. Серая волна медленно и неохотно отхлынула на несколько шагов, оставляя на истоптанной земле неподвижные и дёргающиеся тела. Наметился перелом, но дался он недёшево: ученики тоже попятились, пошатываясь и поддерживая друг друга, — дискретное отпугивающее поле, пусть даже не подкреплённое внутренним ментальным негативом, действовало и на них.
Плохо дело, подумал Максим. Этак я буду выдавливать погромщиков часами, и всё это время мои ребята и девчонки тоже будут находиться под излучением, и ещё неизвестно, как оно на них подействует. Ударить «серым» полем? А что потом? Собирать в одиночку тысячи, десятки тысяч «брёвен» — это тебе не сотню хонтийских диверсантов перетаскать на обочину, задача практически нереальная. И потом, где гарантия, что «серое» излучение подействует? Толпа стоит себе под дискретным пси-полем и не бежит сломя голову, а только слегка нервничает — что если она вот так же спокойно (относительно спокойно) перенесёт и «серый» лучевой удар, превративший всю грозную островитянскую армию вторжения в безвольные «брёвна»? Что-то тут не так, массаракш… И где Странник, почему он молчит? Что вообще происходит? А там, наверху, Рада (я её что-то не вижу, неужели с ней…). Идти наверх и стрелять, стрелять, стрелять? Как сказал Рудольф — только не забудь подсчитать, сколько тебе понадобится времени и патронов, чтобы убить сто тысяч человек…
Максим ещё несколько минут смотрел на экраны (картина там не менялась), дважды попытался связаться с Рудольфом (тщетно), а потом вздохнул и взял автомат. Боги любят умываться кровью, подумал он с горечью, это их любимая процедура. Или всё-таки врубить на полную мощность «чёрное» — депрессионное — излучение, а там будь что будет? Вгоню в тоску всех, кто находится в Районе реморализации, правых и виноватых, а разбираться будем после, массаракш-и-массаракш?