— А последняя война, ядерная, она тоже обошла вас стороной?
— Почти. Остался Атомный Шрам, — горец махнул рукой туда, где, как знал Максим, зиял в хребте пролом, оставленный ядерным взрывом, — но горы наши велики и крепки, их трудно разрушить. Мы пересидели огненную бурю и незримую смерть в пещерах — мы жили, пока люди долин бессмысленно убивали друг друга. И мы выжили, потому что должны были выжить, чтобы свершить Предначертанное.
Опять пророчество наподобие пандейского, подумал Максим. Щедр мой обитаемый остров на древние предания — остаётся надеяться, что в горах Зартака не спит в хрустальном гробу прекрасная принцесса, которую Святой Мак должен разбудить страстным поцелуем, а заодно провести с разбуженной красавицей брачную ночь. Никаких принцесс, хватит с меня принцесс (и кёнигинь), у меня есть Рада! А если Птицеловы будут настаивать…
Он не успел додумать эту мысль — скалы раздвинулись, и за кряжистой каменной глыбой, молотом нависшей над ущельем, открылась округлая зелёная долина, точнее, горное плато, огороженное зубцами остроконечных утёсов.
— Сердце Зартака, — с оттенком благоговения произнёс проводник. — За последние три столетия сюда ни разу не ступала нога чужеземца — ни гостя, ни пленника.
Если бы это орлиное гнездо было освещено лучами закатного солнца, это было бы очень красиво, подумал Максим. К сожалению, это не Земля, это Саракш, где Мировой Свет с трудом сочится через плотную атмосферу, и где не знают дивных закатов и восходов. Здесь вообще не знают многих красивых вещей и понятий — к сожалению…
— Туда, — проводник вытянул руку, показывая направление. — Нас встречают.
Глайдер зализывал раны — квазиживой организм регенерировал шрамы, оставленные на его декоративной оболочке острыми камнями головоломного пути через горы. Отдыхай, малыш, сказал ему Максим, похлопав машину по гладкому тёплому боку, ты сегодня славно потрудился.
Куда идти, было понятно, — вверх по склону, там, где отчётливо были видны тёмные зевы пещер, горел высокий бездымный костёр, и стояли люди, десятка два, — однако Максим с Радой, соблюдая ритуал, неспешно последовали за проводником. В первобытных ритуалах есть своя польза, думал Мак, шагая за горцем, — ещё до начала разговора можно спокойно рассмотреть тех, с кем будешь говорить. Так, пока я не вижу ничего необычного — костёр, разостланные на земли шкуры (первобытная мебель), торжественность на смуглых лицах. Еда-питьё — ну, это само собой, как же без тостов и прочего. А вот это у нас, надо полагать, вождь-старейшина — седой, и держится с достоинством императора. Хм, честно-то говоря, я ожидал большего… Чего именно? Не знаю — во всяком случае, не примитивного заседания возле костра у входов в пещеры — горцы всё-таки, легендарное племя Птицеловов. Ладно, посмотрим, что будет дальше…
— Народ Зартака и я, Хранящий Память, — звучно произнёс седовласый на хорошем имперском, когда Максим с Радой приблизились к огню, — приветствуют Святого Мака и ту, что идёт с ним рядом. Люди племени Птицеловов рады, что вы приняли наше приглашение. Садитесь, гости, — он широким жестом указал на шкуры, — ваши места здесь, рядом со мной.
Максим почувствовал лёгкое разочарование — очередной мелкий первобытный царёк, рудимент давно минувших эпох, представляющий интерес лишь для космоантропологов, но не для прогрессоров. А я-то размечтался, поверил в сказку, подумал он с досадой, стараясь, однако, чтобы разочарование не слишком явственно проступило на его лице — зачем обижать хозяев? И потом, не стоит делать поспешных выводов — всё ещё только начинается.
— Я и моя жена рады, что нашли дорогу к вашим кострам, — ответил Мак, адаптируя речь под ритмику голоса старейшины. — Прости, что нам неведом язык племени гор.
А мех мягкий и густой, подумал он, усаживаясь вместе с Радой на звериные шкуры. Интересно было бы поохотиться на носителей этих шкур — такая охота наверняка будет не хуже пандорской охоты на тахоргов или на панцирных волков.
— То, что тебе неведом язык племени гор, — медленно проговорил вождь, — это не так важно. А знаком ли тебе этот язык, пришелец со звёзд? — и старейшина произнёс длинную тираду на певучем языке, абсолютно незнакомом землянину Максиму Каммереру.
Хорошо, что я сижу, подумал Максим, а то можно было бы упасть от изумления. Во-первых, «пришелец со звёзд» — это значит, что Птицеловы прекрасно знают, кто я такой (не говоря уже о том, что им известно само понятие «звёзды»). А во-вторых — язык, на котором заговорил вождь, не саркшианский: он не похож ни на один из известных мне языков этого мира — слишком уж нетипичная у него тональность. Эх, сюда бы хорошего структурального лингвиста, он бы разобрался, что к чему.