Уже выходя на улицу, Мак обернулся, бросил взгляд на пустую комнату, и ему вдруг показалось, что на старых выцветших обоях на долю секунды появилась какая-то неясная тень, появилась — и тут же исчезла. Максим моргнул и посмотрел ещё раз. Никого и ничего — комната была пуста, только посередине её сиротливо высился колченогий самодельный стол и возле него — две грубые деревянные табуретки, стоявшие по разные стороны стола.
— Ну вот, наша картина обрела законченность, — Сикорски наклонил лобастую лысую голову, и Максим не видел выражения его глаз, — варвары стали её последним штрихом. Мы выжали всё, что смогли, из тех радиоактивных останков, которые ты привёз. Интереснейший каприз природы — «горячие воины» аккумулируют активные изотопы во внутренних органах и костях, и получается что-то вроде живого ядерного реактора. Земля заинтересовалась — до сих пор мы с таким феноменом никогда не сталкивались. Направить кого-то из наших на Дальний Юг, в княжество Ондол для работы среди варваров не представляется возможным — причина, думаю, понятна, — придётся ограничиться орбитальным наблюдением и воздушной разведкой. Нам надо знать, что там творится. Весёлая планета, — Рудольф немного помолчал. — Многоликая. Измученный народ бывшей Империи, бешеные айкры, пандейские ведьмы, безалаберные хонтийцы, мутанты, Птицеловы, разумные киноиды, и в довершение всего — «горячие воины» Юга. Калейдоскоп рас и культур, а мы вознамерились причесать их всех под одну гребёнку… Знаешь, Максим, иногда мне хочется оставить здесь всё как есть и уйти — такое ощущение, что мы работаем вслепую: лечим, не зная диагноза.
Последняя фраза Сикорски была сказана доверительным тоном, что немало удивило Каммерера, привыкшего, что Рудольф всегда являет собой эталон невозмутимости. И Мака удивило содержание этой фразы — ему и самому хотелось покинуть Саракш. Нет, трудностей он не боялся — наоборот, трудности только раззадоривали молодого землянина, — у Максима временами возникало ощущение, что прогрессоры Земли делают здесь, на этой планете, что-то не то, чего делать не надо, и поэтому результаты их работы слишком часто оказываются не такими, какие ожидались. Каммерер обдумывал, прикидывал, взвешивал, и постепенно у него складывалось твёрдое мнение, вызревшее в глубинах сознания: прогрессорство землян на Саракше надо заканчивать. Он хотел сказать об этом Рудольфу, но промолчал — что-то его удержало.
— А как дела у Льва? — спросил он вместо этого. — Там, на островах?
— Пока всё идет нормально. Он натурализовался — вошёл в среду, — и начал работать. Ему удалось сделать то, что не удавалось никому из его предшественников — Абалкин до сих пор жив, что само по себе немало. Лев молодец, талантливый парень, настоящий прогрессор.
Да, подумал Максим, вспомнив, как хладнокровно Абалкин расстреливал варваров, он у нас как есть прогрессор, этого у него не отнять.
— Абалкин исправно передаёт ценнейшую информацию, — продолжал Сикорски, — из которой следует, что опасность начала ядерной войны отодвинута. На островах заваривается кровавая каша большой смуты, и Лев усердно подсыпает перчику в это закипающее варево. Так что у нас есть время успокоить нашу Республику.
Бывшая Страна Неизвестных Отцов успокаивалась. Крутые меры подействовали — казнь верхушки заговорщиков и энергичное прореживание питательной среды возможного нового заговора переломили ситуацию. И главное — волны реморализующего пси-излучения, регулярно омывавшие измученную больную страну, врачевали изуродованное коллективное сознание граждан бывшей Империи. Республика напоминала человека, трезвеющего после пьяной оргии, приходящего в себя и с изумлением глядящего на себя в зеркало: что же это со мной было? А Город Просвещения принимал тысячи и тысячи новых учеников, и казалось, что наконец-то забрезжил свет, и что завтра будет лучше, чем вчера.
— Что случилось, Экцеленц? — спросил Каммерер с порога, едва войдя в кабинет Сикорски. Основания для такого вопроса у него были — Рудольф никогда ещё не вызывал его экстренно.
— Меня вызывают на Землю, — буднично сообщил Сикорски. — Причина вызова мне неизвестна, но ничего хорошего я не ожидаю. Массаракш, — он стукнул кулаком по столу, — ну сколько можно! Садись, — сказал он Максиму, взяв себя в руки. — Значит, так: ты у нас остаёшься здесь за старшего.
— Я? — изумился Максим.
— Ты, ты, — ворчливо подтвердил Сикорски. — Ты, конечно, молод, но ты Святой Мак и врос в Саракш всеми корнями, к тому же полнота власти у тебя временная — на неделю, не больше, а там видно будет.