Жертвоприношение, готовность отдать божественной мясорубке жизнь Артура «в оплату» счастья дочери – это приговор последнему делу Шухарта. Рэд и сам уже предчувствует: «…глубоко-глубоко внутри заворочался вдруг беспокойно некий червячок и завертел колючей головкой». Именно приговор – ибо счастье пред очами Всевышнего мыслимо только таким, каким видит его агнец. То есть – даром! И для всех! А пожертвовав чужой жизнью, Рэдрику ничто доброе для себя и своих близких купить не удастся. Даже если на донышке его души и вправду есть добро.
«…если ты на самом деле такой… всемогущий, всесильный, всепонимающий… разберись!» Вот именно. Счастье ребенка ценой жизни другого ребенка… Не сходится. И Шухарт это понимает, забывая в итоге о том маленьком, личном, с чем шел. И принимая в конечном итоге сказанное агнцем – как свое. Никакой торговли.
Для всех и даром.
Что ж, по крайней мере для одного человека позитивная реморализация с использованием фантастических средств прошла успешно. Но – не более того. Никакого прогресса для человечества в целом достичь не удалось. Изменить что-то может лишь чудо. А чудес, как известно…
IV. Богов не обнаружено
Варианты сверхъестественного воздействия, как будто, исчерпаны. Ни претендент на место бога, ни ученик чародея, ни контрабандист, таскающий горячие волшебные каштаны прямо из огня, – ни один не преуспел в деле осчастливливания человечества. Остается одно, последнее: холодный рационализм интеллектуала-атеиста, не пытающегося персонифицировать слепую, буквально бесчеловечную машину, атомом которой он сам является. Правда, герой осознает отсутствие злонамеренных сверхъестественных сил не вдруг. И все же – осознает и принимает как данность. И это знание становится неким итогом всего четырехступенчатого Эксперимента, поставленного авторами.
Герой – воин, мужчина, мыслитель – прошел все ступени отречения, от романтизма «лирика» до холодной честности «физика», и стоит теперь лицом к лицу с действительностью, никак не приукрашенной «литературой». Никого в этой Вселенной нет. Нет и не будет богов – ни в какой форме. Не будет «сверху» ни моральной поддержки, ни огня в посохе, ни волшебных спичек. Все придется делать самому. В том числе и добро. Возможно, из зла – если больше его не из чего будет сделать. Главное, герой Стругацких, как и их читатель, понял: никто этот процесс не ускорит – потому что некому.
И такой честный взгляд порождает качественно новый уровень оптимизма: оптимизм одиночки пред лицом мироздания – мироздания равнодушного, но именно потому вполне поддающегося исследованию. Отсюда и страшные на первый взгляд слова:
«Можно много, очень много успеть за миллиард лет, если не сдаваться и понимать, понимать и не сдаваться». Возможно, оптимизм выглядит именно так.
Жизненное кредо интеллектуала-скептика, отрицающего любую веру и признающего лишь знание, выводится из афоризмов этой короткой повести отчетливо. Понимать и не сдаваться.
В этих словах заключается и смелость писателей, которые от религиозного, по сути, мышления пришли к абсолютному атеизму, чистому и холодному, к отрицанию любых подпорок, включая и такую религию, как вера в светлое будущее, в мир коммунистического рая, на который мы тут якобы работаем.
Вовсе не все люди – добрые. И царство истины – Полдень – никогда не настанет. Ибо тот мир не может быть построен так, как рассказали его авторы. Такой мир может быть только придуман. Впрочем, разве что чудо…
Нет, лгали, лгали обольстители-мистики, никаких планет Синих Песков нет на свете, и не несутся к ним отчаянные Десантники, и не треплют их корабль вихри голубой пыли, не стелется над планетой светящийся след. Нет ничего, и ничего не было! Страшно, да, но богов – тоже нет. Тишина и пустота. Ничего, кроме человека, мира и истории…