— Это дело надо отметить! — жена достала из пакета бутылку шампанского. — Ну-ка, бегом мыть руки! А я пока на стол накрою!
Как только довольный муж скрылся в ванной, она поставила бутылку на стол, вынула из пакета коробку с феном и рассмеялась:
— То ничего, то сразу всё!
Привезённая коробка отправилась в шкаф…
Пересказ героической эпопеи с курочкой Рябой вызвал падёж в бытовке. От дикого хохота народ полёг, корчась до судорог. Сержант Прохоров отёр слёзы и прохрипел: — …Ну, блин, цирк!. Именем Министерства обороны!.
Фома добавил:
— А Медведев-то красавец! Прости, говорит, меня, Рябушка!.
Аудиторию снова накрыл приступ смеха. Рядовой Евсеев выдавил:
— Арти-и-ист!.
Постепенно все начали успокаиваться, переводя дух. Младший сержант Фомин сел, подводя итог выступлению:
— Фу-у-ф! Давно так не смеялся!. Сколько до построения?
— Полчаса, — сказал Прохоров.
На стол тут же легла потрёпанная карточная колода. Фома предложил:
— Прохор, может, перекинемся?
— Не-е. Я с тобой больше играть не буду, — ответил тот.
— Это, интересно, почему?
— А ты юлишь…
— ЧЕГО?! — обиделся Фома.
— Ну, курицу ты в магазине купил… В деревню вы с Медведевым вместе ходили…
— Да пошёл ты!
— Да-да, Фома! Как мелкое желание — так всё нормально. А как по-крупному, так ты юлить начинаешь…
— По-крупному?! Ну, давай! Хоть на что! — моментально завёлся Фома. — Давай, кто проиграет… идёт к Колобкову и говорит ему в лицо, что он мудак!
На некоторое время в бытовке повисла пауза. Потом сержант Прохоров спросил:
— Долго думал?.
— Что, забздел?! — с вызовом усмехнулся Фома.
Сержант усмехнулся в ответ:
— Ладно, зови крупье!
— Ни фига! Такая ставка — я сам сдам! — азартно потёр руки Фома…
Майор Колобков сидел за столом. Он вертел в руках ящик с табличкой: «ДЛЯ ЖАЛОБ И ПРЕДЛОЖЕНИЙ». В дверь постучали.
Колобок спрятал ящик под стол:
— Войдите!
В кабинет с таинственным видом проник младший сержант Фомин.
— Товарищ майор, разрешите обратиться, — интригующе произнёс он.
— Обращайтесь.
— Товарищ майор, дело в том, что у нас в роте… в расположении роты…
Колобков почувствовал напряжение момента.
— Что ты мямлишь, сержант?! Проходи, садись! — предложил он. — Ну, что случилось?
— Товарищ майор, у нас в роте… произошло ЧП…
Майор оживился:
— Та-а-ак!.
— И мне кажется, что вы должны об этом знать.
— Правильно тебе кажется. Докладывай!
— Мною обнаружена записка… сомнительного содержания…
Колобков перегнулся через стол:
— Какая ещё записка? Где она?
— Вот… — Фома выложил перед ним клочок бумаги.
Заместитель командира по воспитательной работе коршуном пал на добычу. Он стремительно сцапал бумажку, развернул и прочитал:
— КАДУМ — ВОКБОЛОК. — Он немного подумал и спросил: — Что это за бред?
Фома понизил голос до таинственного шёпота:
— А вы… задом наперёд прочитайте…
Колобков прочитал, интенсивно шевеля губами. Видимо, содержание ему не понравилось. Он побагровел.
— Не понял… Что здесь написано?!
— Там написано… Колобков… мудак… — озвучил Фома.
Майор тяжело засопел:
— Чей это почерк, выяснили, сержант?
— Никак нет! Там же задом наперёд и печатными…
— Ну… и зачем ты мне её приволок?
— Не знаю. Мало ли… А вдруг это шифровка?!
На багровой физиономии Колобка нарисовалось явное желание разорвать младшего сержанта пополам. Но он сдержался.
— Молодец, сержант, — ласково произнёс он. — Хорошо службу несёшь. Устаёшь, наверное? Надо бы тебе отдохнуть… Три наряда вне очереди!!
— За что, товарищ майор? — сделал наивное лицо Фома.
И тут майора прорвало:
— Пять нарядов вне очереди!! — истошно завизжал он.
Фома вскочил, понимая, что пришла пора уносить ноги.
— Есть пять нарядов вне очереди!
Колобков с трудом взял себя в руки. Он подхватил со стола графин и отхлебнул прямо из горла. Потом вытер губы. И уже спокойным голосом сказал:
— Ну всё, иди… Кадум!.
В казарме младшего сержанта ждали, как камикадзе. Без особой надежды, но с любопытством. При виде живого и здорового Фомина все вздохнули с некоторым разочарованием.
Изложение истории прошло на ура. Тем более что рассказ подтверждался данными разведки. Писарь Звягин не зря подслушивал под дверями. Сержант Прохоров спросил:
— А он что?
— Ничего! — радостно хохотнул Фома. — Расцеловал меня в уста сахарные и объявил пять нарядом!