Метод, испытанный в лучших казино Лас-Вегаса, сработал и на этот раз.
Едва раздались первые аккорды, как шум стал затихать…
Ловкие пальцы музыканта легко прошлись по струнам, рождая знакомую всем мелодию. Чуть хрипловатый голос проникновенно запел:
Когда песня закончилась, в каптёрке второй роты уже царили мир и покой. Страсти улеглись. Под жидковатые аплодисменты рядовой Ходоков встал, изображая поклон. Конечно, майка и трусы с дырой на колене не могли считаться концертным костюмом. Но для поднятого среди ночи годился любой прикид. Лишь бы не заставлять «дедушек» ждать. В знак признания таланта исполнителя сержант Прохоров даже сказал:
— Вау!. Ходоков, блин! Да ты у нас — Малежик!
— Красавец! — поддержал его младший сержант Фомин. — Слова потом перепишешь!
Прохоров огорчённо покачал головой:
— Зашибись! У нас, оказывается, в роте есть магнитофон, а мы его ни хрена не слушаем… Ты чё молчал, Ходоков?!
Рядовой застенчиво потупился:
— Так никто и не спрашивал…
— А какого хрена тебя спрашивать?! Сам должен прийти и доложить: мол, имеется такой-то талант! — объяснил сержант.
Фомин махнул рукой, отпуская артиста:
— Ладно, музыкальная пауза закончена. Ходоков — отбой!
Продолжаем игру.
Возникла небольшая заминка. Потом сержант Прохоров повернулся и зарычал:
— Ты чё, умер?! Или забыл, на хрена ты здесь?!
Рядовой Медведев встрепенулся. На Большой Игре он выступал в роли крупье. То есть носил бабочку на шее, белые перчатки на руках и тяжёлый груз ответственности за сдачу карт — на душе. Мишка торопливо перетасовал колоду и отсчитал «дедушкам» по две карты…
Большая Игра возобновилась. Она захватила игроков полностью. Её загадочная непредсказуемость требовала громадных волевых усилий и тонкого знания психологии. В просторечии её называли «очко»…
— Надо бы крупье поменять… карта не прёт… — сквозь зубы сказал младший сержант Фомин.
Прохоров весело ответил:
— Нормальный крупье! И карта нормальная. Главное — во! — Он звонко постучал себя пальцем по лбу.
Фома заглянул в свои карты. Там красовались шесть и король.
— Ещё! — сдавленным голосом попросил он.
Крупье сдал карту. На руках у товарища младшего сержанта оказалась дама. Он кивнул:
— Ещё!
К даме пришёл король. Фомин заколебался.
Сержант Прохоров с ухмылкой искусителя подначил:
— Ну чё, хватит? А то опять же влетишь!
— Кто не рискует, тот не пьёт… — Фома хлопнул себя рукой по бедру. — Давай, Медведев. Хочу… третью снизу!
Крупье тщательно отсчитал карту. Фомин взял, опустил руку вниз, посмотрел и швырнул карты на стол:
— Твою мать!. Перебор!!
Сержант Прохоров громко заржал и спросил:
— Ну что, желание загадываем?
— Слышь, только без фанатизма… — жалобно попросил Фома.
Прохоров успокаивающе поднял руку:
— Ну что ж я, зверь?.
Как известно, карточный долг — долг чести. В старое время несостоятельные игроки даже стрелялись, когда не могли расплатиться. Прошлое давно умерло. А традиции выжили. Младший сержант Фомин безропотно поплёлся отрабатывать проигрыш…
Рядового Кабанова установили возле его койки с коробком спичек. Фома разделся, аккуратно складывая форму на табурет. Рядом приглушённо хихикнул Прохоров.
— Да что ж сегодня за день такой, а? — запричитал младший сержант. — Ну не идёт, и всё! То семнадцать, то перебор!. То семнадцать, то перебор!.
Кабанов, только что поднятый с кровати, неожиданно понял, в чём дело. Он почти проснулся и даже позволил себе неосторожно улыбнуться. На что Фома среагировал неласково:
— А ты чё лыбишься?! Щас у меня дёснами лыбиться будешь!
— Да ладно тебе, Фома! Уже б давно всё сделал! — успокоил его Прохоров.
Тот бурча зале под одеяло и закрыл глаза. Сержант тактично подсказал:
— Давай, Кабанов, командуй!
Рядовой робко пискнул, зажигая спичку:
— Младший сержант Фомин, сорок пять секунд — подъём!
Фома подорвался с койки, с лёту запрыгивая в штаны. Прохоров захлопал в ладоши:
— Оп! Оп! Оп! Давай-давай!
На сапоги его должник потратил секунд десять. Уже застёгивая ремень, он подскочил к Кабанову и доложил, отдавая честь:
— Товарищ рядовой, младший сержант Фомин норматив выполнил!
Кабанов задул догорающую спичку.