Кабанов затравленно отшатнулся к стене и промолчал. Прохоров кивнул Фоме. Они вдвоём неторопливо вышли из туалета. Кабанов остался один против толпы «духов».
Рядовой Гунько спросил звенящим голосом:
— Ну чё, Кабан, влип?!
Тот вгляделся в лица недавних товарищей в поисках поддержки или сочувствия. Но, кроме ожесточения, ничего не увидел.
— Шестерить — нехорошо! — мрачно продолжил Гунько, вспомнив, как Колобок втаптывал его в грязь у кочегарки.
Кабанов невольно отступил назад, схватившись за подоконник.
Ноги у него затряслись, подгибаясь в коленях.
— Тише… тише… — прошептал ему Вакутагин, как загнанному на убой оленю.
Толпа надвинулась. Кабанов вжался в стену. Его бледное лицо покрылось мелким бисером пота.
Ходоков вскрикнул:
— Да чё мы смотрим?! Мочи его!! — он подскочил и первым несильно толкнул Кабанова в грудь.
Тот даже не попытался защититься. Толпа колыхнулась, уже готовясь взорваться праведным приступом гнева…
Внезапно у Кабанова носом хлынула кровь. Глаза его закатились.
Он с тихим хрипом завалился на пол. По толпе прокатился изумлённый гул.
— Я же не сильно! — опешив, прошептал Ходоков.
Гунько неуверенно предположил:
— Прикидывается?!
Кабанов лежал неподвижно, не подавая признаков жизни. Тогда Гунько наклонился, перевернув его на спину. Потом он поднял испуганный взгляд и прохрипел:
— Да он, кажется, не дышит!
В медицинский пункт части бессознательное тело рядового Кабанова доволокли за минуту. Не дожидаясь разрешения, вторая рота ввалилась внутрь. Сержант Прохоров с порога крикнул:
— Ирка, посмотри!
Медсестра, мирно дремавшая за своим столом, вскочила.
— Что с ним? — деловито спросила она.
Кабанова уже уложили на кушетку. Он по-прежнему не подавал признаков жизни. Кровь из носа перестала капать, запёкшись на губах и подбородке. Ирина вопросительно посмотрела на сержантов:
— Прохоров?
Тот виновато потупился, пробормотав:
— Упал… ударился… кровь носом пошла… Он, кажется, не дышит!.
Отодвинув его в сторону, медсестра склонилась над Кабановым, быстро взглянув на зрачки и нащупывая пульс. Потом она повернулась.
Её холодный взгляд выхватил из толпы Фомина:
— Его били?!
— Да не… Он сам упал… — неуверенно пробормотал Фома.
Ирина перевела взгляд на рядовых. Перепуганные «духи» попятились.
— Гунько?!
— Правда… Его пальцем никто не тронул!
— Медведев?!
Мишка тихо произнёс:
— Он сам… Стоял, потом кровь носом пошла… А потом повалился… Может, ударился головой…
Ирина взяла тонометр и торопливо измерила Кабанову давление.
Фома осторожно спросил:
— Ирка, он живой?.
— Живой… сознание потерял. Давление, наверное, подскочило.
Он же гипертоник.
— Так, всё в порядке будет?
Медсестра достала из аптечки шприц, вскрыла несколько ампул.
— Надеюсь…
— Так мы пойдём? — робко кашлянул Прохоров.
Игла вошла в вену на предплечье рядового Кабанова. Медсестра взяла в руки воздуховод, перестав обращать внимание на посторонних.
Сержанты всё поняли без слов. Они попятились к выходу, подталкивая остальных. Последним вышел рядовой Медведев. В дверях он бросил взгляд на Ирину, но та даже не посмотрела в его сторону, полностью поглощённая пациентом.
Утром старший прапорщик Шматко проснулся. Оказалось, что он лежит в спортивном костюме поверх одеяла. Сначала он протянул руку и выключил назойливо звенящий будильник. Потом его взгляд упал на стол. Там обнаружились две пустые пластиковые бутыли. И один стакан с остатками домашнего вина на донышке.
Олег Николаевич обессиленно захлопнул веки. Он немного полежал, вспоминая свой номер части и воинское звание. Заодно в голову пришла мысль об экзамене.
— Соколов! Ты уже встал?! Соколов!. — позвал старший прапорщик, не открывая глаз.
Ответа он не услышал. Пришлось совершить насилие над личностью. То есть сесть.
Протирание глаз дало потрясающий результат. Соколова в комнате не было! Олег Николаевич вскочил, растерянно глядя на часы.
Он подбежал к шкафу и заглянул внутрь. Там висели абсолютно пустые вешалки. Тихо матерясь, Шматко схватил со стула отвратительный гражданский костюм…
Тем временем рядовой Соколов сидел за решёткой. В народе загон для алкоголиков и бомжей назывался «обезьянником». Как правило, рядовых солдат туда не сажали. Но для Кузьмы Ивановича было сделано исключение. Напротив него за столом разместился лейтенант милиции. Он старательно оформлял какие-то бумаги. Рядом с ним лежал пакет с формой старшего прапорщика.