— Что… скоммуниздил?
— Обижаете, товарищ полковник, — поспешил оправдаться Шматко. — Аккумулятор в автопарк несём. Проверяли… Теперь несём…
Бородин уточнил:
— В автопарк?.
— Так точно, в автопарк! — уверил его старший прапорщик.
Но взгляд полковника, как оказалось, давно уже гулял по пунцовой от напряжения физиономии рядового Соколова.
Бородин даже подался вперёд, стремясь рассмотреть солдата поближе. Наконец он не выдержал и спросил у Кузьмы:
— Ты кто, сынок?!
— Рядовой Соколов, товарищ полковник!
— Точно рядовой?!
— Так точно!
Бородин озадаченно дотронулся до своих усов:
— А брата у тебя нет?
— Никак нет!.
— А брата-прапорщика? — хитро повернул дело командир части.
Но Кузьма накрепко усвоил главный принцип армейского бития — бьют только тех, кто сам виноват. Он честно взглянул куда-то на правое ухо Бородина и обошёл коварную ловушку:
— Никак нет, товарищ полковник!
— Мистика какая-то! Ну-ну! — проворчал командир, поворачиваясь к Шматко. — Ладно, неси, неси. Смотри, только не надорвись, старшина!.
Расследование давно зашло в тупик. Но упрямо продолжало топтаться на одном месте. В класс по одному затащили сначала рядового Медведева, а потом — Гунько. За ними вошёл Евсеев, тихо прикрыв за собой дверь. Младший сержант Фомин, не затягивая, приступил к допросу:
— Медведев, позавчера ты на тумбочке стоял?
— Я.
— А ты, Гуня, когда последний раз дневалил?
— Во вторник… А чё?
— Хрен через плечо! Вопросов много задаёшь! — вмешался сержант Прохоров.
Фома продолжил:
— Помните, в этот день Колобков с утра в роту заходил?
Мишка вспомнил и кивнул:
— Ну…
— Что он первым делом сделал, когда зашёл?
— Ничего…
Фома грозно посмотрел на Гунько.
Тот промямлил:
— Не помню… Ничего такого вроде не делал.
— Ну, может, он вызывал кого? Из вашего призыва?
— Да не… Зашёл, наехал, что в туалете грязно, отправил убрать, я пошёл — там нормально всё, чисто… Вернулся — его уже нет, — вспомнил Мишка.
Гунько немного оживился:
— Во! А меня из-за подоконников построил! Мол, пыль на них!
Заставил тряпкой вытирать…
Сержанты многозначительно переглянулись.
Следствие перестало топтаться в учебном классе и рвануло в коридор. Оно бодро доскакало до тумбочки дневального. Там его ждал рядовой Вакутагин.
Фома не стал заманивать простодушного оленевода в психологические ловушки, а спросил прямо:
— Слышь, тундра… майор Колобков заходил утром, до подъёма?
— Заходила… Злой был! Сказала, что у нас в роте бардак.
Заставила меня туалет окурки убирать! А туалет — не мая обязаннасть!
Сержант Прохоров невольно улыбнулся:
— Грамотный, блин!
— Так ты туалет убрал? — уточнил Фома.
— Так точна!
— А Колобков что?
— Я вернулся, майора нет…
Младший сержант почувствовал себя Шерлоком и Холмсом одновременно.
— Сто пудов — здесь он их забирает, — изрёк он, отодвигая Вакутагина. — Ну-ка, отойди…
Дневальный отошёл подальше, опасливо косясь на сержантов.
Фома присел на корточки, тщательно осматривая тумбочку. Затем пришёл черёд плинтуса…
Сержант Прохоров ехидно поинтересовался:
— Ты чё там ищешь?
— Щель какую-нибудь… Куда-то же они писульки прячут?!
— А чем тебя эта щель не устраивает?
Фома повернулся. Прохоров стоял возле ящика с надписью: «ДЛЯ ЖАЛОБ И ПРЕДЛОЖЕНИЯ». В центре ящика зияла прорезь, собственно, и предназначенная для этих самых жалоб. Ну, и предложений, естественно. Сержант задумчиво протянул:
— Да-а, всем щелям щель!
К нему подошёл Фома. Дверца ящика при внимательном рассмотрении оказалась закрыта и опечатана.
— Блин… Печать колобковская! — потрясённо прошептал младший сержант. — А должна быть — ротного!
Евсеев решительно снял ящик со стены, энергично потряхивая.
Внутри что-то стукнуло.
— Сундучок-то заряжен! — обрадовался он. — Вакутагин, к ящику кто сегодня подходил?
Тот развёл руками:
— Я не видел… Столька народу пасёца.
— Тут реально, хрен уследишь. Это ж проходной двор, — согласился Прохоров, разглядывая ящик. — Бляха… Он тут полтора года висит, им хрен кто когда пользовался…
Фома поучительно поднял палец вверх:
— Как сказал Тургенев, если ружьё повесили на стену, значит, рано или поздно оно точно стрельнет!
Вакутагин влез, не подумав:
— Это не Тургенев… это Чехова сказал!.
Старослужащие дружно обернулись. Младший сержант веско произнёс: