Она открыла дверь, шагнула в прихожую и почувствовала раньше, чем увидела, что в гостиной горит свет.
Скрестив ноги, Вернон вытянулся на диване — одна нога касалась пола, другая застыла на весу. Даже в самом разбитом состоянии он старался не пачкать диван. Чтобы уместиться полностью, ему приходилось поджимать голову. Куртка Кэрол вместо того, чтобы висеть на вешалке, покоилась на его голове, поднимаясь и опускаясь вместе с дыханием.
Убедившись, что Вернон спит, она вошла в комнату.
Кэрол не хотела будить мужа — диван был слишком мал для двоих, но и отправляться в постель одной не хотелось. В прихожей она достала из стенного шкафа пальто, длинное элегантное пальто из верблюжьей шерсти, которое он не надел в этот вечер, затем стащила с Вернона туфли и, расстелив пальто прямо на полу возле дивана, закуталась словно в кокон, вытягивая ноги в верблюжью теплоту.
Изредка такое случалось у них: в собственном доме с четырьмя спальнями они укладывались этаким «двухпалубным» способом в самой огромной и холодной комнате. Чем объяснить это?
Люди посторонние сослались бы на последствия перепоя, но лишь друзья могли догадаться, что для Кэрол и Вернона столь эксцентричная выходка была лишь еще одним способом усмирения безысходной тоски, внезапно обрушивающейся на них, словно снегопад. Где-то в огромном холодном мире снежной ночи парит в вышине ангел — их дочь. Она видит своих несчастных родителей, она им простит маленькую причуду.
Ричард Форд
Фейерверк
Перевела И. Гурова
Эдди Старлинг сидел с газетой за кухонным столом. Был полдень, на улице соседские ребятишки пускали шутихи. До Четвертого Июля оставался день, и каждые несколько минут снаружи доносились громкие хлопки, затем шипенье и гулкий грохот, такой громкий, что мог бы сбить самолет. Старлинг всякий раз вздрагивал, ну почему какая-нибудь мамаша не выскочит и не разгонит их по домам?
Он не работал уже полгода: полный коммерческий сезон и часть следующего. Он продавал недвижимость и никогда еще не оставался без работы надолго. И его начинала мучить тревога, а вдруг после какого-то времени безделья человек просто разучивается работать, забывает тонкости, теряет побудительные причины. А стоит этому случиться, думал он со страхом, и ты уже больше до конца жизни никакой работы не получишь. Стать лежачим камнем, хроническим безработным — от этой мысли ему было не по себе.
Теперь на улице послышалась какая-то возня. Мальчишки явно что-то затевали, и он встал, чтобы пойти поглядеть, и тут зазвонил телефон.
— Какие новости на домашнем фронте? — осведомился голос Луизы. Луиза опять начала работать в баре около аэропорта и всегда старалась звонить домой бодро и весело.
— Без перемен. Жарко. — Старлинг, держа трубку, прошел к окну и выглянул наружу. На середине мостовой компания мальчишек, которых он никогда прежде не видел, готовилась взорвать консервную банку при помощи огромной шутихи. — На улице какие-то ребята хотят что-то взорвать.
— Что хорошенького в газетах?
— Ничего стоящего.
— Ну что же, — сказала Луиза. — Наберись терпения, родной. Дико жарко, я знаю. Ах, да, Эдди! Помнишь тех священников, которые все время самосжигались по телевидению? Так когда это было? Только поточнее. Мы тут никак не можем припомнить. В шестьдесят восьмом или в семьдесят втором? Ну, никто не помнит, хоть убей!
— В шестьдесят восьмом был Кеннеди, — ответил Старлинг. — Но самосжигались они не просто для телепрограмм. Они были в Азии.
— Ладно-ладно. Но когда был Вьетнам, только точно?
Мальчишки подожгли шутиху под банкой и с хохотом побежали по улице. Секунду Старлинг не отводил взгляд от жестянки, но тут из дома напротив вышла молодая женщина, а едва она спустилась с крыльца во двор, как грохнул взрыв, и она прыгнула назад, ухватив себя за волосы.
— Господи! Что это? — сказала Луиза. — Прямо бомба какая-то!
— Да эти мальчишки, — ответил Старлинг.
— Хулиганье! Наверное, тоже от жары обалдели.
Женщина была очень худой — болезненно-худой, решил Старлинг. На вид ей казалось лет двадцать пять, она была в желтых шортах и босая. Выскочив на улицу, она что-то злобно прокричала вслед мальчишкам, но они были уже далеко. Старлинг знал о ней не больше, чем о всех других соседях. Фамилия на почтовом ящике была заклеена до того, как они с Луизой поселились здесь. С ней жил какой-то мужчина, который до ночи возился в гараже со своей машиной.