И мгновенно Хряк Снид превращался в ребенка, делающего вид, что целиком поглощен работой и ничего не слышит, ребенка до болезненности робкого и мучительно неловкого. Как-то он даже закрыл руками лицо, измазав его вляпавшимися в кофейную гущу пальцами; в другой раз он так резко отшатнулся от бабушки, что зацепился одной ступней за другую и свалился прямо у ее ног.
«Рада вас видеть, мистер Снид», — обычно говорила бабушка, не морщась — ничуть — от струящейся ей навстречу вони. «Надеюсь, дети вас не очень обижают», — говорила она. И добавляла: «Вы знаете, вы не должны позволять им обижать себя». Затем давала ему деньги и, глядя сквозь планки на свиней в кузове, свирепо набрасывающихся на очередную порцию отходов и время от времен «друг на друга, говорила: «Какие прекрасные у вас свиньи! Это ваши собственные свиньи, мистер Снид? Это те же, что вы привозили на той неделе, или новые?» Но, несмотря на неподдельный интерес к его свиньям, ей никогда не удавалось вытянуть из Хряка Снида ни слова. Он начинал дергаться в стороны, спотыкаться, пытаясь обойти ее, но было видно, что его так и распирало от удовольствия, ведь бабушка явно одобрительно относилась к его свиньям и даже, судя по всему (и совершенно искренне!), к нему самому.
После того как она уходила в дом, разумеется, и когда Хряк Снид начинал выводить свою переполненную машину задним ходом со двора, мы, дети с Франт-стрит, снова подлетали с обеих сторон грузовика; Хряк и его свиньи тревожно визжали и угрожающе и яростно хрипели, а мы громко скандировали:
«Хряк! Хряк! Хряк! Хряк! ХРЮ-ХРЮ-ХРЮ! У-У-У!»
Его обиталище находилось в Стрэтеме — в восьми милях от нашего города по дороге на океан. К тому времени, о котором пойдет рассказ, я переехал (с отцом и с матерью) из бабушкиного дома (незадолго перед тем, как мне исполнилось семь лет, как я уже говорил). Моему отцу — он был учителем — дали квартиру при частной школе-интернате, которая в ту пору была еще мужской, а там все хлопоты, связанные с уборкой пищевых отбросов (как и всех остальных отходов), брала на себя школа.
Мне, конечно, хотелось бы сообщить о том, что, когда я вырос, я осознал (с болью) всю нашу детскую жестокость и что я вступил в какое-нибудь добровольное общество защиты таких людей, как Хряк Снид. Но я не могу этим похвастаться. Кодекс маленьких городков прост, но всеобъемлющ: если на многие формы помешательства смотрят снисходительно, то на многие формы жестокости вообще не обращают внимания. Хряка Снида терпели; он продолжал оставаться самим собой и жить как свинья.
Конечно, повзрослев, мы, дети с Франт-стрит, поняли, что он дурачок, а со временем мы узнали, что он еще и попивает. Грузовик с огороженным планками кузовом, провонявший свиньями, отбросами и еще черт-те чем, носился, кренясь из стороны в сторону, по городу все годы моего детства. Сидящему за рулем подвыпившему Хряку дозволялось расплескивать жижу на землю, ему даже уступали дорогу — по пути в Стрэтем. Да, теперь еще этот Стрэтем! Есть ли что-нибудь более провинциальное в жизни маленького городка, чем привычка высмеивать еще более маленькие городишки?
В своем романе «Пятый бизнес» Робертсон Дейвис пишет о жителях городка Дептфорд: «Мы были серьезными людьми, мы живо интересовались всем, что происходило в жизни нашего города, и ничуть не завидовали тем, кто живет в городах побольше. Однако мы смотрели с жалостью и насмешкой на располагавшийся в четырех милях от нас Боулз Корнерз, в котором обитало всего сто пятьдесят жителей. Нам казалось, что Боулз Корнерз — это такое богом забытое место, что поселиться в нем — значит навсегда лишить свою душу всякой надежды на грядущее спасение».
Стрэтем и был для нас, ребят с Франт-стрит, таким Боулз Корнерз. Когда мне исполнилось уже пятнадцать лет и я сошелся кое с кем из старшеклассников — а там учились ребята из-за границы, из Нью-Йорка и даже из Калифорнии — я стал настолько свысока смотреть на Стрэтем, что даже сейчас не могу понять, как это случилось, что я вступил в стрэтемскую добровольную пожарную дружину; я не помню, как я вступил. Кажется, если мне не изменяет память, в Эксетере добровольной пожарной дружины не было; в Эксетере, судя по всему, был второй тип пожарной команды.[6] Нас было несколько жителей Эксетера — явно нуждавшихся в каком-то деле, в котором мы могли бы проявить себя, — кто присоединился к «Стрэтемским добровольцам». Возможно, впрочем, также и то, что наша уверенность в никчемности стрэтемцев была настолько велика, что мы считали: даже свои собственные пожары они не сумеют потушить, как надо.
6
В США профессиональные пожарные команды, которые содержатся за счет городского муниципалитета, имеются обычно в крупных и средних городах, а в остальных населенных пунктах существуют добровольные пожарные дружины.