Вдруг я почувствовал, что жутко голоден. Последний раз ел накануне вечером, когда еще был в Северной Каролине. Теперь надо бы куда-нибудь зайти перекусить, но я остался сидеть на скамейке. Через несколько минут снова увидел Хайнца. Он вынырнул из ворот гаража и стремительным, деловитым шагом пошел по боковой аллейке, глядя прямо перед собой, затем свернул к отелю и, пройдя под красным тентом к застекленным дверям, быстро вошел внутрь, в прохладную затененность, успев перед этим дружелюбно кивнуть швейцару.
Медленно поднявшись, я сгреб под мышку рюкзак, перешел улицу и направился в отель вслед за Хайнцем.
Однако мы с ним больше ни разу не встретились. В холле я набрал по внутреннему телефону его номер. Услышав меня, он рассмеялся и сказал, что сам позвонит управляющему отеля. Когда я потом подошел к управляющему, он дал мне записку к консьержу, а тот, в свою очередь, тотчас дал мне работу — таскать мебель.
Я оказался самым молодым и здоровым из семи человек, работавших в отеле носильщиками. Мы расставляли столы и стулья перед проведением встреч и собраний, украшали банкетные залы для свадеб, перетаскивали туда-сюда пианино, волокли огромных размеров матрасы из номеров люкс, относили корзины с бельем вниз, в прачечную, таскали диваны, лампы, кровати, ковры из одного конца отеля в другой. При семнадцатичасовом рабочем дне нам платили меньше тридцати долларов в неделю. Работали мы посменно, но нас могли вызвать в любой день и час. Давали нам стол и постель: кормились мы в задней комнате кухни вместе с посудомойками, а жили по двое в крошечных, как камеры, комнатах, помещавшихся в шлакоблочном корпусе во дворе гостиницы.
На кухне отеля в основном работали черные. Жили они кто у себя дома, кто еще где. Носильщики же были все до одного белые, и всем, за исключением меня, было за сорок, запойные пьяницы, в основном слабые и здоровьем, и характером. Через несколько дней мне уже стало ясно, что все мы одним миром мазаны: все бродяги, летуны, скитальцы, которых несет из северных холодных городов на юг. В конце первой недели сразу после первой получки большинство из нашей команды снимается с места и катится дальше на юг, а на их место приходят новые, но и они через неделю тоже двинутся дальше на юг в Майами, Новый Орлеан, Лос-Анджелес. Никто, кроме нас, не может позариться на такую работу, а мы не можем найти никакую другую. Платят мало, работаем много, горничные, лифтеры, швейцары смотрят на нас свысока. Мы — как водопроводный кран: пока не понадобится — не вспомнят.
Но все же спустя две недели у меня созрело решение преуспеть и в этом деле. Что было равносильно решению стать образцовым заключенным и в этом качестве сделать карьеру. Я верил, что смогу так хорошо таскать мебель, что стану незаменимым и вскоре возглавлю бригаду носильщиков, а затем мой организаторский талант, преданность работе и обаяние будут отмечены консьержем, и он меня повысит, сделает, скажем, своим заместителем, а после я и сам стану консьержем, затем помощником директора, и так все выше, а там, глядишь, совсем недалеко и до директорского кресла. Где-то сквозь дымку будущего мне рисовалось целое созвездие отелей вдоль Мексиканского залива (честно говоря, я этот залив толком еще и не видел), управлять этим созвездием буду прямо отсюда, из Сент-Питерсбурга при помощи целой батареи телефонов, установленных здесь, в отеле «Когуин ки». Отель этот, поскольку с него началась моя карьера, сделаю главной жемчужиной в принадлежащем мне ожерелье отелей и курортов, предметом моей гордости, вполне простительной даже для такого скромного человека, каким я останусь. У меня будут бывать лидеры самого разного толка — доктор Фидель Кастро, президент Дуайт Эйзенхауэр, генералиссимус Чан Кай Ши. И тогда все поймут и одобрят то, что я бросил колледж Айви Лиг, не проучившись там семестра. Мама, брат мой и сестра поймут наконец, как правильно я поступил, а школьные друзья будут одолевать меня звонками с просьбой взять на работу в какой-нибудь из моих отелей. По ночам на узкой койке я мечтал под храпение очередного своего соседа, как буду давать банкеты и почетным гостем там станет мой старый приятель Хайнц из Чиви Чейза. Он будет сидеть со своей дамой Би Стёрджиз во главе стола следом за мэром Сент-Питерсбурга и губернатором Флориды. «Все началось с Хайнца, — скажу я тогда. — Это он подсказал, что мое место здесь, в Сент-Питерсбурге, и он оказался прав».
Носильщики менялись, а я оставался. За пять недель у меня был уже четвертый сосед. Звали его Боб О’Нил, родом он из Чикаго, и как только узнал, что я работаю носильщиком второй месяц, обозвал меня чокнутым. В тот день зашел я к себе днем, чтобы поспать часок-другой, так как здорово наломался, убирая Олеандровый зал после банкета спортивных обществ, а потом готовя его к встрече ветеранов войны. Моим предыдущим соседом был Фред из Колумбии, толстый, угрюмый человек с трясущимися руками, большой любитель читать религиозные брошюры, он и мне их молча подсовывал. Получив два дня назад первую получку, Фред тотчас отправился в Финикс, где, как он сказал, жила его сестра.