Ну и что он будет делать, какой бизнес-план составит? Саша оглядел свое голое тело, покрытое пупырышками от холода и синяками от неоднократных падений, безвольное и глупое, как и вся Россия.
Дверь снова противно заскрипела, как металлом по стеклу.
- Саша, ты чего так лежишь?! Куда персонал смотрит!
В проеме двери стояла Оля – во плоти и такая ярко-красивая, что он зажмурил глаза.
- Вставай, - потребовала она непреклонно, - хватит женщин соблазнять своей наготой, донжуан. Стоит только тебя одного оставить, сразу норовишь мне рога наставить.
- Неужто я так красив, - пробурчал Саша, протягивая руки. Вернее протягивал он правую, а левую мозг только думал, что протягивает. Она по-прежнему, предательница, лежала на линолеуме и отказывалась работать.
Оля торопливо присела к нему, прикоснулась холодного пола, удивленно ойкнула и торопливо помогла подняться на правую ногу и лечь на кровать. Саша никогда не думал, что его женщина такая сильная. Лично у него имеющихся сил оставалось лишь повиснуть мешком на ее плече. Она сама доволокла и уложила его на постель, а потом укрыла одеялом неприличную наготу.
Саша снова оказался в кровати, – в тепле и укрытии. Счастье-то какое! Оля спустилась к нему, как ангел к несчастному Иову, голому, голодному, одинокому среди большой толпы людей. И он смотрел на нее, как на ангела. Саша и раньше знал, что Ольга красива, но сейчас прекрасней ее не было на свете. Ведь она была ему, как роженица новорожденному – красивей и лучше всех женщин.
Он кое-как протянул правую руку и погладил ее по затянутому блузой боку. Спасибо тебе, маленькая, этого я тебе никогда не забуду, и буду всегда любить.
Ольга не разделяла его сентиментального настроения. Она присела на корточки, мягко, но твердо убрала его руку и лишь потом, не отводя взгляда с его лица, строго спросила:
- С тобой все в порядке?
В ее голосе было так много беспокойства, что по тело прошла горячая волна благодарности. И удивления – он еще ходит по краю могилы, раз она так тревожится?
- Я в по-ядке, - наиграно весело сказал Саша непослушным языком. Эта наигранность отобрала у него последние силы, и он обессилено откинулся на подушке. Он был еще слишком слаб и болен для игры в самостоятельного человека.
Ольга тоже не обманывалась по поводу его здоровья. Видимо, проконсультировалась у врачей. Поправила его спутанные ноги (для нее – два, для него – три), спросила:
- Тебе надо утку?
- Надо, - со вздохом признался Саша.
- Позвать никого не сумел? - строго спросила она его, как маленького мальчика.
Будь это добрые доинсультные времена, он бы взорвался, сказал немало неприличных слов, а сейчас просто промолчал, умильно глядя на внезапно возникшую спасительницу.
- Так, - сказала она и откинула одеяло.
- У-у, - возмутился Саша, возмущенный дискредитацией мужской половины человечества.
- Я знаю строение мужских гениталий, - строго сказала она, - и вообще, и конкретно твоих тоже. Держи утку. Да не так надо приспосабливать! Ведь мимо же пойдет, прямо на кровать. Вот ведь мальчишки несмышленыши!
- Ну, тогда хоть отвернись, - попытался Саша сохранить остатки мужского самолюбия.
Ольга собиралась сказать что-то ехидное, но, увидев, какой он беззащитный и слабый, отвернулась. И он быстрехонько сделал свое дело. Тут она не мешала. Но затем внимательно осмотрела простынь на предмет сухости. Прямо как у маленького ребенка. И смешно, и грустно.
Саша мысленно покачал головой уже лежа на кровати, а затем заснул сном этого самого ребенка, умиротворенный и спокойный в первый раз за бесконечность дней с начала болезни.
Не долго. В коридоре уронили что-то металлическое и пустопорожнее. Звук получился сочный и громкий, на все огромное здание. Он проснулся.
Во сне Саша почти летал – ходил по Москве еще здоровый и самоуверенный. Это было так хорошо и приятно. Так же хорошо, как сейчас плохо. Организм аккуратно напоминал, что он тяжелобольной и нечего рыпаться и несбыточно мечтать. Левая сторона тела затекла и сейчас, когда он кое-как, с помощью Оли, повернулся на правый бок, ее пронизывало тысячами иголок. Особенно было больно ногу. Он даже застонал, досадно и противно.
А тело было по-прежнему вялым и по-прежнему чужим. Ты теперь паралитик и, скорее всего, инвалид. Просить будешь у магазина?
Он поискал по палате взглядом Ольгу. В комнате никого не было и ни что не говорило о ее присутствии. Неужели у него опять была галлюцинация? Но ведь только что помогала поворачиваться