Наконец-то мы освободились. Последние из преследователей остались позади. Какой-то мальчишка пытался следовать за нами на велосипеде, но и тот отстал. Однако вскоре нас догнала колонна машин с журналистами и телевизионщиками. Я надеялся, что Цвика умудрится запутать их и не откроет, куда мы направляемся. И он действительно велел водителю ехать за город. Мы миновали полицейский кордон. За нами быстро опустили шлагбаум, и это позволило нам оторваться от преследователей. Мы остались совсем одни. И тогда вернулись в Иерусалим уже по другой дороге.
Мы приехали в мэрию. Цвика наконец-то убедил водителя, что меня можно не опасаться, и тот провел нас в помещение рядом с залом заседаний. Часть комнаты освободили от стульев, и я улегся там на полу. Потом встал и притащил зубами ковер, который лежал у входа. Цвика засмеялся и помог мне расстелить его на полу.
«Даже в саванне львы не лежат на холодных скалах, — подумал я. — Разве только когда им очень жарко».
— Ты хочешь чего-нибудь до того, как начнется совещание?
Я кивнул головой. Я мог изобразить ему «да» со времен школы, когда мы еще играли во львов, но решил отложить это до беседы с глазу на глаз, у него дома. «Рухама, Рухама, — подумал я, — что еще тебя ждет». И улыбнулся про себя.
— Чего же ты хочешь? — спросил Цвика.
Я посмотрел на него с молчаливым упреком. Как мне сказать ему, чего я хочу? Пусть спросит! Через мгновенье он понял, что спрашивал неправильно, и задал прямой вопрос:
— Ты голоден?
Я отрицательно покачал головой.
— Хочешь пить?
Я кивнул головой.
Цвика поднял телефонную трубку и позвонил в отдел обслуживания. Через несколько минут появились несколько полицейских, у каждого в руках — по два ведра воды. Наконец-то я напился вдоволь! Мэр города, полицейский офицер и несколько членов мэрии уже сидели на своих местах в зале заседаний, а я все продолжал пить, ведро за ведром. Наконец пустые ведра забрали и заперли двери. Мэр открыл совещание.
— Господа, — сказал он, — мне кажется, нам подвернулась замечательная приманка. Тысячи туристов наверняка хлынут в наш город, чтобы посмотреть на пишущего льва. Не следует ли выделить для этих показов здание городского театра?
— Позволю себе с вами не согласиться, — сказал полицейский офицер. — После того как схлынет первый восторг и льва несколько раз покажут по телевидению, интерес спадет. Возможно, приезжие и после этого будут приходить, чтобы поглазеть на необычайного льва, но специально для этого люди вряд ли станут приезжать из-за морей и океанов. И то же самое с его размещением. Обещаю вам, что где бы он ни жил, через неделю-другую соседи привыкнут к его виду. Так что нам достаточно позаботиться только о ближайшем периоде. Несколько недель сохранятся толпы любопытных, дорожные пробки и тому подобное. А потом люди привыкнут и займутся своими обычными делами.
Ученые и врачи, которые присутствовали на заседании, явно были воодушевлены куда больше, чем этот офицер. Они то и дело подходили ко мне, чтобы зарегистрировать ту или иную деталь. Это мешало мне спать. Я лежал с закрытыми глазами и изо всех сил старался отвлечься от бесконечной болтовни. Но потом пришла очередь вопросов.
— Кто научил тебя писать? — спросил мэр.
— Извините, господин мэр, — вмешался Цвика, — вы должны задавать вопросы так, чтобы он мог ответить на них «да» или «нет» простым кивком или покачиванием головы. Здесь нет возможности писать ответы.
— Надо сделать ему специальное устройство для письма, — заметил один из ученых. — Что-нибудь такое, что можно прикрепить к его пальцу.
Это было отличное предложение. Я удовлетворенно зарычал и, чтобы подчеркнуть свою радость, подошел к ученому и лизнул ему щеку. Он побледнел, но героически выдержал мою благодарность.
— У львов большой палец на передних лапах гибче всех остальных, — сказал один из зоологов, специалист по кошачьим. — На него и нужно прикрепить такой прибор.
— А по-моему, лучше повесить ему на шею дощечку, на которой он мог бы писать когтем, — предложил кто-то другой. — Писать и потом стирать написанное.
— Правильно, — воодушевился Цвика, — такую дощечку удобно повесить на шею.
Он глянул на меня, и я утвердил эту идею кивком головы.
— Можно подвесить ее на резиновой ленте, так что она окажется у него на груди и не будет ему мешать, — предложил городской инженер. — А когда лев захочет писать, он оттянет ее левой рукой… то есть, извините, левой лапой, а правой будет писать.
— Если это лев-правша, — заметил кто-то.