Выбрать главу

— В ту ночь, — исправила его мама, любившая точность.

— Да, в ту ночь, — сказал Цвика. — Этот беспорядок был вызван неким контролируемым опытным взрывом, который Давид должен был произвести перед выходом на задание. Произошли небольшие разрушения, но сам он жив и здоров. Вы можете мне поверить.

— Как я хотела бы тебе поверить, Цвика! — вздохнула мама.

Я лег у ее ног и лизнул ей руку.

— Надеюсь, что он не голоден, — засмеялась мама, но руку на всякий случай отняла.

— Нет, — объяснил Цвика, — это выражение симпатии. Вы, очевидно, очень ему нравитесь. И не думайте, что это для него нормально. Обычно он дремлет, если только его не заставляют отвечать на вопросы.

— А какие ему задают вопросы? — заинтересовалась мама.

— Смотря кто спрашивает, — ответил Цвика. — Проверяют его познания в разных областях, его способность ориентироваться, пробуют задавать вопросы, которые требуют самостоятельного мышления. В сущности, все пытаются проверить, насколько он похож на человека.

— И каковы же результаты? — спросила мама.

— Самые удивительные, госпожа Розен, — ответил Цвика. — Он во всем идентичен человеку, кроме, конечно, внешнего вида.

— Я вижу, — сказала мама и обратилась ко мне: — Веришь ли ты в переселение душ?

Я вздрогнул. Неужели наша собака открыла ей тайну? Нет, это невозможно. Это просто случайный вопрос. Хотя если вдуматься, то вопрос содержательный. Она, возможно, думает, что я когда-то был человеком, а потом перевоплотился во льва.

Я кивнул.

— Так я и думала, — сказала мама и повернулась к Цвике и Рухаме: — Знаете, иногда мне кажется, что души животных на самом деле переселяются в разных существ. Насколько мне известно, в Индии в это верят многие. Может быть, на этот раз в переселении произошла какая-то ошибка, душа человека переселилась в тело льва, и теперь он просто помнит себя прежнего. Как вы думаете?

Цвика пожал плечами.

— Но разве может быть, чтобы порядочный еврей, соблюдающий заповеди, превратился во льва, который ест что попало? — удивилась Рухама.

— Еврей? — в свою очередь, удивилась мама. — Разве лев сказал вам, что он еврей?

Рухама поняла, что проболталась.

— Для Рухамы каждый человек еврей, это само собой разумеется, — весело сказал Цвика. — Вы же знаете, у нее на этот счет комплекс…

Мама засмеялась. Потом повернулась ко мне и спросила:

— Так вы еврей, господин лев, или не еврей?

Наконец-то кто-то обратился ко мене с подобающей вежливостью. Я кивнул головой. Ведь если я стал львом в Израиле, значит, я лев-еврей. Рухама и Цвика громко рассмеялись и сделали вид, что я удачно пошутил. Я зевнул, присоединяясь таким образом к общему смеху, и вдруг мама вскочила и воскликнула:

— Открой, пожалуйста, рот еще раз?

Я как мог раскрыл пасть, и мама внимательно посмотрела туда.

— Не может быть, — пробормотала она, — не может быть. Я не могу этому поверить…

— Что случилось? — спросила Рухама. — Что вы там увидели, госпожа Розен?

Мама снова села, и я наконец решился закрыть пасть. Меня тоже разбирало любопытство. Но ее ответ поразил меня.

— Вообще-то ничего особенного, — сказала мама, — просто у него там сломанный зуб, и я не обратила бы на это внимания, если бы это не был тот самый зуб, который когда-то сломался у моего Давидика. На той неделе, когда он исчез, он как раз должен был идти к дантисту. Надеюсь, он не запустил свои зубы там, где сейчас находится. — Она снова вздохнула. — Надеюсь, там есть зубные врачи.

И вдруг она разрыдалась.

Я торопливо нацарапал на своей дощечке, что сочувствую, но не понимаю, почему она плачет, и Цвика передал ей содержание моей записки.

— Я беспокоюсь о своем сыне, господин лев, — сказала мама, сморкаясь.

Рухама подала кофе и пирог. Я съел только половину своего куска, да и то из вежливости. Потом мама собралась уходить. Поднялся и я. Проводил ее до двери и вышел за ней на лестничную площадку. Нашу собаку она взяла на руки. Я спустился за ней по ступенькам, и мы вышли на улицу. Она поставила собаку на ступеньку и посмотрела на меня с тревогой. Но потом тяжело вздохнула и пошла. Так мы и шли по улице втроем — она, я и собака. Люди указывали на нас пальцем, но близко не подходили. Они уже привыкли ко мне и к моим прогулкам. И я проводил ее к ее дому и поднялся за ней по ступеням.