— Не горюй, Бен, — сказал я ему, — если бы мы остались в самолете, нас не было бы в живых.
— Тише, слушай.
Генерал снова подошел к микрофону, постучал по нему пальцем, дал себя сфотографировать и вытащил второй лист. Перед тем как начать, он глубоко вздохнул и откашлялся. Генерал стал говорить о каких-то наградах, которые он должен еще вручить, и о гордости, которая его при этом переполняет. И вдруг до меня дошло, что это он говорит о нас, как о погибших при исполнении служебных обязанностей. Я посмотрел на Бена, но он только отмахнулся, и тогда я снова начал слушать.
Генерал взялся за нас с Беном основательно и прекрасно справился со своим делом. О нас он говорил, куда задушевнее, чем об офицерах: ведь мы же отдали жизнь за родину, а это было настолько выше простого чувства долга, что нас нельзя было ставить на одну доску с нами. По словам генерала выходило, что мы покрыли неувядаемой сливой не только себя и военно-воздушные силы, но и весь мир. Для нас, павших за родину: Бена Уайтледжа и Уилла Стокдейла, было мало "Авиационной медали", и нас наградили посмертно еще и медалями "Пурпурного сердца"!
Я первый пришел в себя от потрясения и хлопнул Бена по спине:
— Бен, дружище, мы получили посмертно по две награды и к тому же остались в живых! Но он замотал головой:
— Еще неизвестно, что будет, когда они узнают, что мы живы…
— Все будет, в порядке, нас наградят за спасение друг друга, Бен, даю голову на отсечение, черт тебя дери!
Но он только покачал головой, а потом слез с ящика и сокрушенно сказал:
— Нечего и говорить об этом, теперь мы должны вернуться и признаться во всем.
И мы отправились в канцелярию. Мой приятель совсем повесил голову и плелся с таким
убитым видом; что, когда заиграли веселый марш и забили в барабаны, он даже не старался шагать в такт музыке.
ГЛАВА XXIII
Я пытался расшевелить Бена: то вышагивал, как на шараде, то брыкался- в общем, дурачился. Но он даже не взглянул на меня. Тогда я принялся его утешать:
— Представляешь, Бен, явимся мы с тобой живые и здоровые — всем на удивление, вот радости-то будет, а! Сержант Кинг, наверное, глазам своим не доверит! — И я, не жалея красок, расписал предстоящую встречу с сержантом.
Когда мы появились на пороге, сержант Кинг сидел, положив ноги на стол, и рассматривал какой-то журнал. Я шагнул вперед и оказал:
— Держу пари, вы, не надеялись увидеть Бена Уайтледжа и Уилла Стокдейла в живых, а мы здесь, сержант!
Кинг, видно, подумал, что кто-то шутит над ним. Он даже, но переменил позы и продолжал рассматривать журнал, а когда, наконец, он взглянул в нашу сторону, журнал выпал у него из рук, сам он весь подался вперед, вытаращил глаза и залепетал:
— Боже мой, боже мой…
— Ну, разве я не говорил тебе, что сержант удивится? — сказал я Бону, а он шагнул вперед и браво отрапортовал:
— Разрешите доложить, рядовые Уилл Стокдейл и Бен Уайтледж прибыли! Непредвиденная задержка, сэр! — Казалось, Бен уже снова воспрянул духом — так непринужденно он отдал рапорт.
Но сержант Кинг не сказал в ответ ни слова; он уставился на нас как баран на новые ворота и сидел все в той же позе, положив ноги на стол и наклонившись вперед, будто прирос к стулу в этом неудобном положении. Он молчал очень долго, а потом, наконец, открыл рот и зло спросил:
— Почему вы не разбились?
Вот уж нашел что сказать!
— Мы сели в поезд, чтобы вернуться, но у нас вышли деньги, пришлось зарабатывать на билет. Поэтому мы и задержались, — ответил я.
— Живы и вернулись, живы и вернулись, — повторял сержант.
— Я уже докладывал вам об этом! Сержант Кинг, все глазел на нас как-то странно и бормотал:
— Подумать только, они живы. А ведь я ездил к месту аварии и опознал их останки.
— Ошиблись, значит, — несмело сказал я. — Мыто живы, это — факт.
— Но ведь на месте катастрофы нашли ваши личные знаки и кое-что из обмундирования, хотя вся хвостовая часть самолета сгорела. Какие тут могли быть сомнения? Мне велели написать рапорт, ну я и…
— Нам все ясно, мы ведь слышали, как зачитывали приказ.
Тут сержант Кинг как соскочит на пол па как заорет дурным голосом:
— Приказ, приказ!..
— Некрасиво вы себя ведете, сержант, — сказал я.
— Мы с Беном вернулись живыми и невредимыми, а вы…
Но он не слушал и некоторое время только дико озирался по сторонам. Потом сержант принялся бегать из угла в угол; побегал побегал, остановился, прошелся спокойнее, даже лица у него вроде посветлело, и вдруг с криком: "Лейтенант, лейтенант!" он кинулся из комнаты и захлопнул дверь прямо у нас пе-ред носом.