В этот момент дверь в кабинет распахнулась, на пороге возник тощий субъект, облаченный в темные штаны и зеленую рубашку, украшенную неуместной черно-белой бабочкой. Человеку, без стука вошедшему в кабинет директрисы, было лет пятьдесят. Худое крысиное личико, мелкие желтые зубы, злобные глазки, гневно сверкающие за стеклами очков без оправы.
Потрясая сухонькими, покрытыми пигментными пятнами ручками, субъект, за спиной которого прыгала смотрительница, причитая, что входить к Виктории Карловне нельзя, произнес:
– Вика, на этот раз ты перешла все границы! Твоя мерзопакостная статейка лишена всякого смысла. Если я раньше хотя бы уважал тебя как человека, закончившего университет, то теперь я понимаю – ты ничтожество, ты ноль, ты такая же провинциальная клуша, как и твоя бабка.
Виктория Карловна с полуулыбкой выслушивала претензии гневливого посетителя. Когда он выдохся и сделал паузу, он заметила полным горделивого спокойствия тоном:
– Валерий Афанасьевич, не кипятитесь! Мне известно, что вы уже двадцать лет завидуете тому, что я, а не вы, стала директором музея. Поэтому ваши нападки на мое рассмотрение некоторых аспектов средневековой истории нашего города обусловлены личными, субъективными мотивами. И вообще, Валера, попрошу тебя удалиться!
– Я и не собираюсь задерживаться в этом вертепе! – провозгласил Валерий Афанасьевич и, обдав Юлию взором, полным презрения, хлопнул дверью перед самым носом смотрительницы, пытавшейся вытолкать его прочь.
– Прошу прощения, – начала смотрительница, открывая дверь, но Олянич отпустила ее кивком головы. – Вы имели честь, деточка, познакомиться с Валерием Афанасьевичем Почепцовым, моим, так сказать, конкурентом и бывшим женихом. Теперь я ежедневно ставлю свечку в соборе, что господь уберег меня от опрометчивого шага и я не стала супругой этого стервозного и закомплексованного типа. С тех пор, как я дала ему отставку, он и возненавидел меня, его ненависть только возросла, когда меня утвердили в должности директора музея, хотя он, тогда кандидат наук, считал, что именно он имел полное право возглавить это заведение. Может быть, это и так… Его гнев вызвала моя последняя статья в научном сборнике трудов, который вышел в издательстве местного университета, где я в пух и прах раскритиковала его взгляды. Согласна, я была в чем-то не права, сгустила краски и так же, как и он, перешла на личности, но Почепцов мне неприятен.
Юлия, которая видела Валерия Афанасьевича мельком, придерживалась точно такого же мнения. Он вызвал у нее чувство недоверия и скрытой тревоги. Вроде бы безобидный, на самом деле он может затаить обиду и решиться на месть годы спустя.
– И самое ужасное, дорогая деточка, что у Почепцова в его, безусловно, роскошном частном архиве находится часть дневника моей бабки, Елены Карловны. Я столько раз просила предоставить мне возможность взглянуть на дневник, сделать с него копию или хотя бы дать прочитать, но он с циничным смехом заявлял, что он не понимает, о чем я говорю. Хотя мне прекрасно известно, что дневник находится у него. Он обнаружил его не так давно в городском архиве. Жаль, что он опередил меня! Он делает это исключительно по причине личной ко мне неприязни. Он же в курсе, с каким рвением я ищу все части дневника бабушки, поэтому и получает колоссальное наслаждение оттого, что препятствует мне. Жуткий тип. Еще раз хвала создателю, что уберег меня от неверного шага в моей далекой юности! Впрочем, лет тридцать назад он был вполне симпатичным и не таким хамоватым. Но времена меняются, и мы меняемся вместе с ними, Юленька…
Крестинина улыбнулась и попросила еще компоту. Олянич сменила тему:
– Понимаю, что наши внутримузейные дрязги вас совершенно не интересуют, но вы же видите, как тесно все переплетено. Моя бабка, как вы поняли, вела дневник, достаточно объемный, он занимает несколько тетрадей в коленкоровом переплете. Сейчас я вам покажу! Осторожность никогда не помешает. Почепцов, зная, что я брежу дневником и расследованием тайны «цветочных убийств», загорелся идеей опередить меня и выяснить, кто же был этим кровожадным монстром. Поэтому он пойдет на все, чтобы украсть у меня первую часть дневника Елены Карловны. Как, скажу вам честно, и я сама, чтобы заполучить вторую часть, которой обладает уважаемый Валерий Афанасьевич. Приходится блюсти полную секретность. Я распространила слух, что храню дневник в сейфе, а на самом деле…
Виктория Карловна похлопала по железному боку большого допотопного сейфа, на котором стоял раскидистый фикус.