Никто не собирался ничего ему объяснять. Только собака вдруг завыла – негромко, но с такой тоской и отчаянием, что у Гусева по спине побежали мурашки.
Глава 2
Сквозь рябь тронутой осенним золотом листвы проступил силуэт большого дома с покатой островерхой крышей, добротного, но даже издали казавшегося неуютным. Да и стоял он, можно сказать, на отшибе, достаточно далеко от поселка. Чтобы добраться отсюда до ближайшего магазина, пришлось бы не менее десяти минут шагать по узкой тропинке через березовую рощу. Правда, до дороги, хорошей, асфальтированной трассы, от дома было рукой подать. Для автомобилиста это наверняка было удобно, но полковник Гуров пока не знал, имел ли хозяин дома машину.
Гуров повернул руль и медленно подъехал к раскрытым воротам. Во дворе стояли машины со служебными номерами и суетились люди. Сидевший на заднем сиденье полковник Крячко, неизменный напарник и старый друг Гурова, наклонился к его плечу и разочарованно присвистнул.
– Одни незнакомые физиономии! – сказал он. – По-моему, я этих людей и не видел ни разу. И все молодые! Если дело пойдет так и дальше, то скоро мы с тобой, Лева, будем как эти, из фильма… Ну, там еще какие-то коридоры времени и два придурка, которые попали в будущее…
– Приятно, когда люди относятся к себе самокритично, – меланхолически заметил Гуров. – Однако меня прошу в придурки не записывать. Я еще не готов принять столь почетный титул… А незнакомые лица ты видишь потому, что здесь пока работают только местные. И прокуратура окружная, судя по номеру машины… Но, я думаю, нас с тобой это мало должно волновать.
– Я так вообще не волнуюсь, – заметил Крячко. – Академику, по-моему, за восемьдесят было? Возраст почтенный, а смертны даже и академики. По старой памяти людей науки у нас еще уважают, но все равно я не очень понимаю, зачем нас с тобой сюда послали.
– Разобраться, – сказал Гуров, останавливая машину у самых ворот. – Все мы смертны, но Звонарев некогда был засекречен до предела. Когда умирает такой человек, даже теперь возникают вопросы. И дело здесь не только в уважении.
Они с Крячко вышли из машины. Тут же к ним приблизился молодой человек в немного помятом темном костюме и представился следователем Петровым.
– Следственный отдел УВД округа, – пояснил он. – Меня предупредили, что вы приедете, Лев Иванович. В принципе, один ум хорошо, а два лучше. Честно говоря, я в некоторой растерянности. С одной стороны, вроде бы ничего особенного. Старый человек, сердце слабое, умер на прогулке… такие случаи сплошь и рядом. А с другой стороны, что-то меня во всем этом смущает – не пойму что. Может быть, вы разберетесь?
У Петрова были тусклые, зачесанные назад волосы и не очень здоровый, с каким-то молочным оттенком цвет лица. Возможно, это было просто проявлением усталости.
– Совместными усилиями разберемся, – заверил его Гуров. – Лишнего выдумывать не будем. А что, собственно, произошло?
В сопровождении Петрова они проследовали во двор. Двое в штатском беседовали с опрятной женщиной лет сорока пяти, но беседовали как-то лениво, видимо, уже удовлетворив все свое любопытство. Женщина привлекла внимание Гурова – ее интеллигентное и довольно красивое лицо было покрыто бледностью, а в глазах стояли слезы.
– Хозяйка? – спросил у Петрова Гуров.
Тот отрицательно покачал головой.
– Звонарев жил один, – сказал он. – Ну, если не считать собаки. Говорят, мизантроп был страшный. Ругался со всеми. А это его домработница или домоправительница – понимайте как знаете. Короче, порядок в доме поддерживала. Лидия Алексеевна Шмелева. Звонарев ей одной доверял. Только когда все случилось, ее здесь не было. Она приходящая. Живет в поселке. К Звонареву она обычно приходит в десять утра, а в шестнадцать часов уже свободна. Вот и сегодня пришла к десяти, а в доме пусто – ни собаки, ни академика. Машина на месте. Ну, бабенка разволновалась, естественно. Побежала в рощу, где Звонарев собаку выгуливал. У него афганская борзая – прихотливая порода, продолжительные прогулки требуются и все такое… Ну, одним словом, в дальнем конце рощи обнаружился труп. С женщиной истерика, конечно. Но милицию все-таки догадалась вызвать.
– А собака? – спросил Гуров. – Собака где?
– А собаки нет, – сказал Петров. – Меня это тоже насторожило. Лидия Алексеевна говорит, борзая у Звонарева четыре года. Он ее щенком взял – большие, кстати, отвалил деньги. Собака породистая – запросто украсть могли.
– Вопрос в том, как эта кража может быть связана со смертью, – заметил Гуров. – Тело уже отвезли?
Петров кивнул.
– У нас все в протоколе зафиксировано, – виновато сказал следователь. – Внешних признаков насилия никаких. Правда, место, где лежало тело… Одним словом, и Лидия Алексеевна там потопталась изрядно, да и наши ребята – не сказать чтобы аккуратно…
– Понятно, – перебил его Гуров. – Значит, свидетелей никаких?
– Пока глухо, – кивнул Петров. – Может быть, потом кто-то обнаружится. Но вряд ли – рано было, да и место это у местных жителей непопулярное. Поблизости более живописные уголки имеются. Все туда в основном ходят – по грибы, шашлыки, то-се… А здесь Звонарев со своей собакой гулял. Он, можно сказать, считал, что эта роща ему принадлежит. Постороннего мог и матом послать. Это Лидия Алексеевна нам сказала… Своенравный был человек.
– А чем он вообще занимался?
– Да кто же его знает? – пожал плечами Петров. – Физикой, говорят. Но вряд ли в пределах школьной программы, так что тут я ничего прояснить не могу.
– Ну, у нас в этом плане еще хуже, – скупо улыбнулся Гуров. – Пожалуй, придется побеседовать со специалистами.
– Зачем перегружать мозги? – вмешался Крячко. – Достаточно убедиться, что академик помер своей смертью.
– Хотелось бы, чтобы было так, – покачал головой Гуров. – Вот только собака меня смущает. Собаки – существа привязчивые. Вряд ли она сама решила сменить хозяина.
– Собаку никто не видел, – подтвердил Петров. – Факт настораживающий, это точно.
– Ну что же, по роще я сам пройдусь попозже, а пока еще разок побеседуем с этой симпатичной женщиной.
Несмотря на пережитое потрясение, Лидия Алексеевна отвечала на вопросы охотно и подробно. Правда, картину это все равно не прояснило, потому что Лидия Алексеевна прекрасно разбиралась в бытовых подробностях жизни Звонарева, но абсолютно ничего не могла сказать ни о его научной деятельности, ни о личных контактах.
– Вообще гости к нему редко приходили, – с некоторой обидой объяснила она. – Дочь иногда, знакомые какие-то… Но Федор Тимофеевич в этом отношении мне не доверял. Если он ждал кого-то, то заранее предупреждал, до которого часа я должна покинуть дом. Такой уж он был человек – не любил, когда ему через плечо заглядывают.
– Ну что же, такое желание очень понятно, – сказал Гуров. – Тем более человек творческий… А вот насчет собачки что скажете?
– Ну, к ней он меня вообще не допускал! – ответила Лидия Алексеевна. – Все сам. Даже расчесывал ее собственноручно, представляете? Самую большую комнату ей выделил. Говорил, что таким собакам простор более необходим, чем даже человеку. И при этом держался с ней строго, не сюсюкался. На выставках она у него бывала, кажется, даже награды какие-то получала.
– Значит, с обществом собаководов был связан?
– А как же! По-моему, собака для него важнее всего на свете была. Конечно, наука само собой, но эта часть жизни Федора Тимофеевича вообще от меня скрыта была. Да и не понимаю я ничего в физике. Я по профессии филолог, учителем работала в старших классах, но из-за денег в домработницы подалась. Теперь вот опять на распутье. Но, главное, Федора Тимофеевича жалко. При всех своих недостатках он был очень порядочным человеком. Теперь такой тип человека редко встретишь. Если слово даст – сдержит обязательно, чего бы это ему ни стоило. Вы много таких людей знаете?
– Кое-кого знаем, – сдержанно ответил Гуров. – А не было у Звонарева никаких подозрений, что собаку у него хотят украсть?